«27 октября 1980 г.
Прикомандировать кап. 3 ранга П. И. Мокрушина к экипажу Г. М. Щербатюка.
Приказ № 192 от 28.10.1980 об откомандировании А. Ю. Крюкова к экипажу Г. М. Щербатюка.
Приказ комдива о передаче ЯБП лодкой Н. Н. Германова экипажу Г. М. Щербатюка на основании шифртелеграммы от 27.10.1980 г. За перегруз боезапаса Г. М. Щербатюку ответственный Н. Н. Германов…»
Если не истек срок хранения ядерного боеприпаса, его передавали с одного корабля на другой. С учетом гибкости планов флотской организации можно было планировать повышение нашей боеготовности на сколь угодно дальнюю перспективу. Однако как близкие, так и ближайшие события — в виде происшествий, поломок, морской стихии, капризов погоды и прочих факторов, влияющих на причинно-следственные связи, — на свой лад перекраивали боевое планирование дивизии, флотилии, а значит и всего дальневосточного флота.
«28 октября 1980 г.
Н. В. Черный на вахте стоит один. Предложение — прикомандировать Ю. М. Маклашкина».
Выше упоминалось, что спецвахта отличается тем, что по линии БЧ-3 (равно как и по другим службам) дежурить может только тот, кто имеет соответствующую ВУС (военно-учетную специальность) и кто допущен приказом к работам с ядерным боеприпасом. Таких специалистов на лодке, не считая командира БЧ-3, по штату — три человека. В случае со старшиной команды торпедистов в экипаже капитана 2-го ранга Григория Михайловича Щербатюка, по причине демобилизации моряка срочной службы и болезни мичмана Капырина, Николай Владимирович Черный остался один. В помощь ему я предложил матроса Ю. М. Маклашкина, который обслуживал матчасть на «К-523» после моего перехода в штаб.
«5 ноября 1980 г.
Проверка нового помещения штаба дивизии».
При осмотре только что построенной казармы в новом здании штаба в присутствии военного строителя, старшего лейтенанта Каливунина было обнаружено много недоработок с предложением об их устранении.
Как-то по делу я зашел на УТС (учебно-тренировочная станция для обучения и сдачи зачетов по легководолазному делу) к Николаю Стулину. После решения служебного вопроса мы пошли на выход и по дороге о чем-то заспорили, а потом из-за какого-то непонятного спортивного азарта схватились бороться. Началось с того, что Николай в шутку толкнул меня, я ответил ему тем же. И тут же в его глазах я увидел вызов, прямо прочитал снисходительное отношение ко мне и моему поступку: «Ты что меня толкаешь, хочешь померяться силами? Ну, давай! Только смотри, не пожалей?»
Основание, чтобы оценить меня таким образом, как несерьезного противника, у него было. Ростом он был повыше меня и телосложением крепче. Просто он не знал, что до службы на флоте я занимался вольной борьбой, имел 1-й спортивный разряд и что мне приходилось на тренировках бороться с товарищами килограммов на двадцать — двадцать пять тяжелее, да и покрепче физически, тем не менее далеко не каждому из них удавалось мною ковры выбивать.
Однако вызов был принят обеими сторонами, и мы схватились. Нельзя сказать, что мы как два борца душили друг друга в объятиях. Все было проще и прозаичней. Николай Стулин, сибиряк, двинулся на меня, как медведь, широко расставив руки, предполагая обхватить меня и что-то со мною, чего он сам еще не представлял, сделать. Видимо, он руководствовался известным военным правилом: ввяжемся в драку, а там посмотрим. Однако Стулин просто предполагал, зато я располагал некоторым арсеналом приемов из области вольной борьбы. Поэтому привычным движением, нырнув под его правую руку, зашел ему за спину. Обхватив обеими руками его талию и используя свое тело в качестве противовеса, на небольшом пятачке раскрутил Николая и аккуратно, как кожаную заготовку на обувной колодке, «растянул» на гладкой поверхности палубы учебно-тренировочной станции. Также отработанными движениями ухватил его за тазовую кость и, поддев ногой те же конечности, произвел накат. В результате мой партнер оказался на лопатках. Это произошло в считанные секунды, а для Стулина практически молниеносно, и показало, что он в области единоборств просто профан.
Отпустив его и не желая дальнейшего «пролития крови», я встал на ноги, думая, что на этом наша схватка закончена. Однако Николай, не отдавая отчета, что с ним произошло, предполагая, что это случайное стечение обстоятельств или ему просто не посчастливилось, а мне повезло, азартно требовал продолжения поединка:
— А ну давай, еще попробуем!
Уверенный в себе и в своих возможностях, я спокойно ответил на его вызов:
— Ну, давай.
Ко всеобщему удовольствию собравшихся на это представление моряков, мы продолжили второй заезд. То, что это был заезд, я не ошибся, потому что, повторив все тот же отработанный прием, я снова уронил Стулина на его родную палубу, которую будучи матросом, он неоднократно надраивал во время приборок. Правда, сейчас эту приборку в качестве образцово-показательного выступления демонстрировал уже я, а в качестве ветоши выступал Николай. Оседлав его, я гарцевал верхом, только что шпор не давал. Более податливого соперника у меня еще не было, поэтому с ним я что хотел, то и делал. К вящему удовольствию моряков, я произвел качественную приборку средней палубы их начальником, так что им стало меньше работы. Обескураженный и опростоволосившийся перед подчиненными, Николай уже не так уверенно и совсем не убедительно приговаривал:
— Да ерунда. Тебе просто повезло. В следующий раз я с тобой сделаю то же самое и даже хуже.
Моряки, возбужденные борцовской схваткой, шумно галдели, обсуждая «из ряда вон выходящее» событие. Николай, недовольный исходом поединка, а также реакцией моряков раздраженно прикрикнул:
— А ну все разошлись по местам и занялись делом!
Мы же — я с чувством перевыполненного, а Стулин недовыполненного долга — пошли в столовую на обед, чтобы восполнить бездарно потраченные калории.
Вывод: Вопрос соотношения силы и ловкости. Обидно иметь силу и не уметь ею пользоваться. Как любую природную данность, силу надо воспитывать, ставить в себе, как талантливому певцу ставят голос.
К чести Николая должен заметить, что он на меня не озлобился, и на наши отношения это публичное выступление не повлияло.
«6 ноября 1980 г.
Допустить к. л-та А. Т. Матора к временному исполнению обязанностей вакантной должности флагманского минера в/ч 87066».
Такова была формулировка подготовленного мною проекта приказа. С уходом моего прямого и непосредственного начальника Виктора Григорьевича Перфильева в академию на учебу для меня в штабе начались времена неприкаянности и смуты. Капитан-лейтенант Александр Тимофеевич Матора, приступивший к временному исполнению обязанностей, довольно продолжительное время оставался за флагманского минера — практически до моего ухода из штаба.
