Но так или иначе, а схватка предстояла. Развязывание ее торопили, как всегда, и штаб армии, и штаб фронта, и Москва. Дивизия опять, в который раз, бросалась на опаснейший прорыв.
Генерал Кудрявцев к этому привык, но и он сейчас чувствовал себя очень неважно.
- Ваше мнение? - спрашивал комдив начальника оперативного отдела Васильева.
- Клайпеду сейчас не возьмем, - как всегда, безапелляционно отвечал майор.
- Почему?
- Не хватит сил.
- Что же делать в таком случае?
- Вначале сужать котел и подвести немцев к морю.
- А почему не наоборот? Вначале выбить из-под ног фундамент, а потом сшибить крышу.
- Не те силы у нас, товарищ генерал.
- Сил могут подкинуть.
- Это будут пока напрасные жертвы.
Вот за эту откровенность и любил комдив начальника оперативного отдела, как уважал его до этого и генерал Кроник. Майор давал пищу для размышлений, а не был простым исполнителем приказов.
Наступление наших войск шло по всему советско-германскому фронту. Уже штурмовался Карпатский хребет, очищался от гитлеровцев Белград. Что-то делали, мало известное и неощутимое, союзники. Жаркие бои вели войска Прибалтийского фронта. При всех обстоятельствах нельзя было отставать и нам.
Штурм Клайпеды начался двенадцатого октября. Перед портом была сплошная линия обороны. Каждый оборонительный пункт был приспособлен для кругового боя, а между пунктами очень часто стояли врытые в землю танки.
Под Клайпедой мы впервые увидели немецкие "фердинанды", о которых тогда было много разговоров на фронте. Они будто бы не боялись ни снарядов, ни гранат.
Была, как положено, проведена артиллерийская разведка. Скрытно выведена на прямую наводку часть пушек. Сформированы штурмовые группы. Созданы специальные отряды гранатометчиков против "тигров": Согласованы взаимодействия с летчиками, танкистами и гвардейскими минометчиками.
Кажется, все было готово к успешному штурму. Он начался так же, как и прошлые. Хорошо поработали летчики, вызвав в порту несколько пожаров. С душой потрудились артиллеристы. Дело оставалось за пехотой и танками.
Но как только они тронулись с мест, на них налетел шквал огня. Добрая половина его, наверное, относилась к "фердинандам". Они без страха начали выползать на прямую наводку. Их встречали наши пушки, но это не давало желаемых результатов.
И еще одну новинку применили немцы в оборонительных боях за Клайпеду. Они выставили сотни снайперов и не только с фронта, но и с флангов. Мы же этим приемом не пользовались в наступлении совсем.
День не принес дивизии успеха. Ночью началась перегруппировка сил. Подвозились на передовую снаряды. Пробиться машинам было очень трудно. Применили перевалку. Полпути до надежного укрытия работали шоферы, остальной путь преодолевали ездовые.
Я встретил в ту ночь своих земляков шофера Захара Лебедева и ездового Владимира Захарова. Оба были страшно возбуждены. Оба сделали уже по нескольку рейсов. Захаров потерял коня, работал на втором, Лебедев сменил две пробитые покрышки.
Захарова, как помнит читатель, я знал и раньше, с образования дивизии. Лебедева встретил только под Клайпедой. Спросил, не знает ли он кого еще из земляков. Шофер назвал несколько фамилий. Оказывается, удмуртов было много и в соседних дивизиях, видел их Лебедев и в других армиях.
- Разбрелись земляки, - говорил шофер. - А теперь скоро по заграницам разойдутся. Вот нам только вряд ли придется попасть туда.
- А мы уже за границей, - попытался успокоить я земляка.
- Какая это заграница. Вот бы в Берлине побывать.
- Возьмем Клайпеду - и туда.
- Хорошо бы. А пока я поехал, ждут.
У Захарова не было минутки переброситься словом. Обычно веселый и разговорчивый, он сейчас только цыкал на лошадь и что-то шептал для себя. Задание ему дали опаснейшее. Вроде того, с каким погиб в калининских лесах пожилой лейтенант, когда выручал снарядами знаменитую четвертую батарею.
- Береги себя, Володя, - сказал я земляку, должно быть, ненужные в это время слова.
- О себе я не думаю, - отмахнулся Захаров. - Там в траншее сидит майор Поздеев. О нем я думаю. Два раза его засыпало днем.
- Ранило? - насторожился я.
- Нет. Но достается им там дай бог.
- Такое дело выпало нам, Володя.
- Вот и я говорю, зачем думать о себе, о деле надо думать.
Он опять цыкнул на гнедого, и повозка, нагруженная ящиками, тронулась по полю без дороги к передовой.
Ночью пришло известие, что наши войска находятся на окраине Риги. Его передали в роты и взводы. Не спали политработники и командиры, старшины и тыловики, работал круглые сутки медсанбат.
Горячее времечко выпало моим знакомым связистам. Им приходилось теперь то и дело ползать между наблюдательными пунктами и огневыми позициями. За первый день боев каждый сделал почти по двадцать выходов на линию. Оба потеряли пилотки, обоим прострелили в нескольких местах шинели, но сами оставались невредимыми.
- Хрен им с дулей, - грозился в сторону немцев Михаил Ипатов. - Все равно не дамся. Мне надо за двоих воевать.
- Ты только спокойнее, Миша, - советовал другу Александр Иванович Максимов.
- Был я спокойный, теперь не хочу.
Следующий день начался, пожалуй, так же, как первый, разве только сильнее вдарили летчики и беспрерывно работали артиллеристы. Пехоте было приказано следовать за огневым валом, не отрываясь от него.
Но и эта мера не принесла успеха. Нашим пушкам отвечала сильным огнем береговая артиллерия немцев. Дополнительно к этому за ночь в порту выгрузилась, говорят, новая дивизия противника. Правда это или ложь, никто точно не знал, но новые повадки некоторых фрицев заметили многие. Они шли прямо на наши танки, встречали в рост атакующие роты и, сделав несколько выстрелов, погибали. Их окрестили у нас смертниками.
Все это навевало грустные размышления. Немцы дрались очень стойко и, не было нужды скрывать, умело. В данном случае нам было не грешно и поучиться. Это звучало, на первый взгляд, парадоксально. Мы, армия победителей, перенесшая бои на землю противника, будем у него учиться. Если сказать бы тогда такое вслух, можно свободно заработать ярлык изменника. Поэтому вслух этих мыслей никто не выражал, но про себя думали многие.
Но это, конечно, не могло улучшить наше положение. Бои под Клайпедой становились все больше похожими на мясорубку. Та и другая стороны стояли на месте, не уступая метра. И в то же время обе стороны несли бесконечные потери. Если немцам, на краю гибели, это было все равно, то нам, накануне победы, было далеко не безразлично.
Я опять размышлял в эти дни о природе и существе подвита. Дивизия дралась под Клайпедой героически. Но было ли то подвигом? Должно быть, это противоречие мучило и командующего армией, не давало покоя и другим полководцам. Через несколько дней бои под Клайпедой утихли, и наша дивизия опять была выведена во второй эшелон.
