Наши летчики, взлетевшие с прифронтовых аэродромов подскока дрались уже минут пятнадцать. Их ядром была московская группа. Помощь эскадрилий была как нельзя ко времени. Но японцы все наращивали свои силы. В воздухе стало тесно.
Самураи охотно принимали ближний бой. Их самолеты обладали хорошей маневренностью, а большинство летчиков имели большой боевой опыт, отлично знали местность. Атаки проводились почти в упор. Сбитые самолеты горели и падали, разваливаясь на куски в воздухе. И тут же на стропах парашютов раскачивались пилоты, выбросившиеся из подбитых машин. На земле кострами догорали обломки. Казалось, этой вакханалии не будет конца. Но у дерущихся сторон стало кончаться горючее и боеприпасы. Командиры выводили свои подразделения из боя. В воздухе остались только мелкие группы и одиночки, успевшие вновь заправиться и пополнить боезапас. Бой утихал…
На свои базы наши возвращались строем, даже многие молодые не потеряли ведущих. Подготовка сыграла свою роль.
Григорий Кравченко в этом бою участвовал с группой инструкторов. Он открыл свой боевой счет.
Вечером летчики встретились в штабе авиации. Комкор Смушкевич собрал их, чтобы обменяться мнениями о первом крупном воздушном сражении. В юрте на кошме все сидели, поджав ноги по-киргизски, тесно прижавшись друг к другу. Кравченко огляделся. У многих ордена. «Сколько боев за плечами у этих орлов?!» — думал он.
И действительно, собрались знаменитые истребители, Герои Советского Союза: Денисов, Грицевец, Лакеев, Герасимов, Гусев, Коробков — и бомбардировщики: Душкин, Шевченко, Зверев. Были тут многие ведущие летчики, участники сегодняшнего боя: Забалуев, Смирнов, Рахов, Викторов, Орлов.
Смушкевич сообщил печальную новость. В 22-й истребительный полк не вернулся из боя командир майор Глазыкин. Его подопечные доложили, что видели: командир, сбив двух самураев, загорелся и с парашютом выбросился из кабины. Идут его поиски.
Комкор хотел послушать каждого, но из-за позднего времени пришлось ограничиться пятью выступлениями. Однако и они позволили сделать многие выводы.
Общее мнение сводилось к тому, что в целом бой проведен успешно, но и в дальнейшем легкой победы над японцами ожидать нельзя. По данным разведки, сюда переброшены лучшие авиационные соединения Японии, укомплектованные новой техникой и летчиками, имеющими боевой опыт. Воздушный бой подтвердил это. Смушкевич говорил спокойно и ровно. Всем дал задания. Потом, взглянув на часы, забеспокоился и велел отдыхать.
Однако после совещания никто не торопился уезжать. Вышли на воздух. Кравченко раскрыл портсигар, угощая товарищей. Взгляд его задержался на Борисе Смирнове, сослуживце по особой авиабригаде.
— В сегодняшней заварухе был? — спросил Кравченко.
Борис утвердительно кивнул головой.
— Сбил?
— Не сумел.
— Ничего, Боря, не печалься. Твои от тебя не уйдут. Я-то уж знаю. А вот Рахов одного смахнул. Так что поздравь его с удачным началом.
Утром 23 июня стали известны результаты боя. В нем участвовало 95 советских истребителей и 120 японских. А такого количества сбитых самолетов история воздушных сражений того времени не знала: 43 самолета рухнули на землю. Из них 12 — наших, 31 — японский.
Командира 22-го ИАП майора Глазыкина нашли наземные войска. Парашют не был раскрыт. Видимо, он тяжело раненный выбросился из горящей машины, но раскрыть парашют уже не смог.
Горькой была утрата.
Командиром 22-го истребительного полка был назначен майор Кравченко.
Весть о том, что в 22-м истребительном полку новый командир, быстро облетела летчиков.
— А где же новый комполка? — спрашивали они у штабистов.
— Говорят, прямо от Смушкевича по эскадрильям махнул.
— Да ну, и в штабе не представился?
— Нет.
— Ну, дает!
— А что ему представляться? Он почти всех уже знает. Две недели наших молодых натаскивал, как япошек бить. Опытный мужик! Герой!
— Ну, коли с опытом, тогда хорошо. А то у нас потери больше всех. Особисты уже копаются, причины ищут. А что их искать. Они как на ладони — боевого опыта нет. Смушкевич, он дока, повоевал, знает. Вот и нам он назначил такого же. Теперь дела пойдут веселей…
Нового комполка перемывали и просвечивали по косточкам, а он действительно вместе с комиссаром Калачевым ездил по аэродромам эскадрилий.
Аэродромы находились вокруг КП полка на расстоянии до 10 километров. Их было пять. В Монголии самолет посадить можно практически в любом месте: степь, как стол. Но летчики выбирали для постоянных аэродромов площадки близ манхан — углублений в степи, заросших кустарником. Здесь легко было укрыть палатки и юрты от глаз противника, спрятаться в тень от палящего солнца во время отдыха.
Калачев по дороге ознакомил нового командира с обстановкой в полку.
— Настроение у ребят неважное, — сокрушался он. — Пятнадцать летчиков потеряли. А теперь вот и самого командира. У самураев, Григорий Пантелеевич, подлые замашки. Вынырнут из облаков неожиданно, обстреляют и скроются. А после того неудачного боя, когда они нашу эскадрилью порастрепали, два японских летчика отделились от своей группы и давай нагло в небе кувыркаться, выкручивать фигуры всякие. Аж сердцу больно стало. Покувыркались и ушли. Тошно было смотреть на эту виртуозную безнаказанность. Хотелось локти кусать и волком выть…
— Ах, Владимир Николаевич, дорогой ты наш комиссар, — перебил его Кравченко. — У тебя бы все по правилам, по чести, да по совести. Воздушный бой с врагом — это не схватка борцов на ковре, братец ты мой, где и судья со свистком, и штрафные очки начисляют за нарушение правил. Хитрость и смекалка в бою — второе оружие летчика; может, не менее сильное, чем пулеметы. Нам надо с вами учить пилотов тактике ведения боя, военной грамотности и изобретательности. Настоящий летчик обязан прежде всего отлично летать. Умение пилотировать придает смелость и уверенность. Чем больше у тебя для врага сюрпризов, тем непобедимее ты. А что касается этих «кувырканий», то я тебе клянусь — мы этих гадов заставим кувыркаться! — Григорий Пантелеевич сжал кулаки. — Кувыркаться и биться мордой в монгольскую степь.
В ту ночь новый командир полка так и не заснул. Проводив комиссара, он вышел из юрты. Крупные, как пушистые варежки, монгольские звезды догорали. Вот-вот должно было выкатиться на широкую степь солнце. Рассветает в монгольской степи мгновенно.
Наступало утро 24 июня.
Кравченко звонил в эскадрильи. Справлялся о готовности и настроении.
— Уверен, сегодня полезут опять, — говорил он. — Вчера зализывали раны, провели переформирование и пополнение, так что вот-вот ждите гостей. Прошу сейчас же, с утра, дать хороший инструктаж летчикам… Строй и еще раз строй! Крутить головой на все триста шестьдесят градусов, следить за хвостом соседа. В случае схватки — поменьше виражей. Их И-96 маневреннее. Изматывайте и атакуйте на вертикалях. Предупредите, особенно молодых, что монгольское незамутненное небо скрадывает расстояние. В нем кажется, что до всего можно дотянуться рукой. А это подводит при стрельбе. Пусть учтут. Бить только наверняка с двухсот, а то и сотни метров…
