Вызывает удивление, как мог Моро после 16 жерминаля переписываться с женой и с братом Жозефом, так как после самоубийства Пишегрю в камере Моро постоянно находились два жандарма. Вероятно, опасались или делали вид, что опасаются, что и Моро может прибегнуть к попытке самоубийства.
Однако сам он об этом не думал. Единственной заботой Жана-Виктора в то время было постараться максимально снабдить своих адвокатов всеми сведениями, необходимыми для защиты, а от них получить советы по тактике своего поведения на суде. Главным адвокатом Моро был мэтр Бонне, а мэтры Беллар и Периньон — его помощниками. Именно в это время генерал передал им копию своего письма первому консулу от 17 вентоза, а также краткий перечень кампаний и сражений, в которых он участвовал и которые составляли его славу. Последний документ представляет собой огромный исторический интерес. Эрнест Доде опубликовал обширные выдержки из него в своей книге «Ссылка и смерть генерала Моро», опубликованной в Париже в 1909 году
Пока адвокаты собирали необходимые документы для организации защиты в суде, семья Моро пыталась привлечь внимание сильных мира сего к судьбе знаменитого пленника. Скажем больше — сам Моро просил ее об этом.
«Тот, к кому ты обращалась столько раз, — пишет он супруге, — продажная личность на службе у власти. (Речь, по-видимому, идет о Сийесе. — А. З.). Принимая тебя, он боится себя скомпрометировать. Тебе следует обратиться выше…»
Выше — значит к Бонапарту или, по крайней мере, к Жозефине. Однако первый консул отказался принять мадам Моро. Это сделала Жозефина.
Прием состоялся 18 мая 1804 года, в день, когда Сенатус-консульт провозгласил Наполеона императором всех французов. Жозефина была сама любезность. Сбылось пророчество гадалки, которая еще в детстве предрекла ей, что она станет королевой. В ее словах не было и намека на ссору с госпожой Уло. Жозефина обещала свою поддержку. Но все сказанное ею оказалось пустым звуком.
Отказываясь подвергаться унижениям и признать себя виновным, Моро обрекал себя на публичный процесс. Впрочем, хлопоты мадам Моро оказались запоздалыми. Судебное следствие давно было завершено, и государственный комиссар Жерар уже составил обвинительное заключение. Это был увесистый многостраничный документ в нескольких томах, так как по делу проходило свыше 150 человек, а, кроме того, дела 47 человек — основных обвиняемых, среди которых несколько женщин, были выделены в отдельное производство.
В соответствии с этим документом, Моро, Жорж Кадудаль, принц Арман де Полиньяк и его брат Жюль, а также Шарль д'Озье, Бувэ де Лозье, Роллан, Лажоле, Кушери, аббат Давид и многие другие объявлялись участниками заговора, направленного на свержение устоев республики и на подстрекательство к гражданской войне — правонарушение, предусмотренное статьей 612 закона от 3 брюмера IV года.
Получив этот документ, верховный судья объявил, что заседание особого трибунала округа Сены состоится 28 мая 1804 года для того, чтобы «начать судебный процесс по делу Кадудаля, Моро и др.».
Двадцать шестого мая обвиняемые были переведены из Там-пля в тюрьму Консьержери, расположенную рядом с Дворцом правосудия. Именно из застенков Консьержери французская королева Мария-Антуанетта отправилась на эшафот.
В 10 часов утра 28 мая 1804 года судьи особого трибунала округа Сены, облачившись в красные мантии и предшествуемые судебными исполнителями, одетыми во все черное, во главе с председателем гражданином Эмаром вошли в большой зал Дворца правосудия, позднее названный Первой палатой, и поднялись на эстраду, где находились их кресла.
Перед эстрадой уже сидели адвокаты и стенографы, а за ними стоял пустой ряд кресел, зарезервированный для особо важных персон.
Напротив судей в четыре ряда были установлены скамьи для обвиняемых. Пока они были пусты.
Пространство, предназначенное для публики, было заполнено толпой любопытных, среди которой растворились полицейские ищейки в штатском.
На подступах к Дворцу правосудия и внутри него были приняты беспрецедентные меры безопасности. Многотысячный корпус полицейских, расположенный в этом и прилегающих к нему кварталах города, напрямую подчинялся Савари.
В 10.15 гражданин Эмар приказывает ввести обвиняемых. Сорок семь человек медленно входят в зал, каждый в сопровождении двух жандармов. Моро идет первым: он одет в гражданское платье и выглядит очень спокойно. Вместе с сопровождающими его охранниками садится на крайнюю левую скамью в первом ряду.
Как только все скамьи оказываются занятыми, Эмар быстро приступает к формальной процедуре установления личности каждого из обвиняемых.
— Ваше имя, фамилия, возраст, род занятий и т.д.
Затем секретарь суда гражданин Фремен зачитывает обвинительный акт. Чтение этого документа занимает очень много времени. Оно продолжается до часа дня и затем возобновляется после обеденного перерыва и длится до половины шестого вечера.
Все это время публика могла внимательно рассмотреть обвиняемых. Так, два брата Полиньяк и Шарль д'Озье весело смотрели по сторонам и жестами или кивком головы приветствовали друзей, знакомых и тех, кого узнавали в толпе. Молодой лотарингец Костер де Сен-Виктор, офицер армии принца Конде и подручный Жоржа Кадудаля, смело разглядывал через лорнет молодых дам, занимавших кресла для важных персон. Маркиз де Ривьер что-то писал карандашом на листке бумаги. Позднее узнали, что это был мадригал (небольшое музыкально-поэтическое произведение любовного содержания), посвященный одной из присутствовавших дам, а именно — грациозной герцогине де Ля Форс.
Время от времени Моро улыбался своей супруге, теще и друзьям. Коротко подстриженный Жорж Кадудаль читал, слушал, размышлял, то поднимая, то опуская свою большую голову. Большинство взглядов было сосредоточено на нем. Люди рассчитывали увидеть грубого злодея, а открывали для себя человека с гордыми и благородными чертами лица.
По окончании чтения обвинительного акта председатель приказал увести заключенных обратно в тюрьму Консьержери.
На следующий день ровно в 9 часов утра началось второе судебное заседание. Председатель Эмар монотонно, один за другим задавал вопросы Жоржу Кадудалю, Бувэ де Лозье, бывшему майору Русийону (другу Пишегрю), Этьену Рошелю и братьям Полиньяк.
Много свидетелей выступало против Кадудаля, особенно полицейские. Он им не противоречил. Жорж отвечал как бы наугад то «да», то «нет», не задумываясь, какой вопрос был задан. Если же он решался что-либо ответить, то его короткие фразы были полны иронии. Он делал вид, что ничего не знает. Когда его спросили, где он проживал в Париже, Жорж решительно ответил — «нигде». Вместе с тем, несмотря на демонстрацию своего полного безразличия к происходящему, он был особенно внимательным к вопросам, которые могли хоть как-то скомпрометировать его товарищей-шуанов. Этого он старался избегать.
