таинственного прошлого, Жак был очарован. Через 3500 лет в глубине египетской Долины царей были обнаружены ключи к далекой эпохе. Пока фотографии и статьи шли на Запад, Жак аккуратно вырезал их из газет и складывал в свой маленький черный кожаный дневник. Не так уж много вещей попало в этот дневник или оставалось там в течение оставшихся десятилетий его жизни, но это знаменательное открытие показало произведения искусства на «превосходном уровне, вероятно, более высоком, чем в любой последующий период мировой истории». Это было скромное осознание своего места во времени, нечто такое, что остро ощущал младший брат Картье.
Жак был не единственным, кого вдохновили египетские находки. Египтомания охватила Париж, Лондон и Нью-Йорк. После лишений войны люди более, чем когда-либо, были подвержены эскапизму, и Древний Египет внезапно стал единственным, о чем можно было говорить. Модельеры находили вдохновение в таких мотивах, как узоры лотоса, яркие цвета египетских фресок и длинные, драпированные, а иногда и украшенные бисером одежды на древних изображениях. Женщины подводили глаза черной тушью и укладывали волосы, чтобы больше походить на блестящих красавиц прошлого. Яркие коктейли с такими названиями, как «Король Тут», стали «напитками дня» (хотя их наливали тайно в Америке во время сухого закона), и вечеринки на египетскую тематику вошли в моду.
Театральные представления о жизни Клеопатры захлестнули Запад. В Лондоне Жак с Нелли увидели одну из них в театре Daly, и он был так впечатлен главной актрисой, мисс Эвелин Лэй, что «ему пришло в голову, что она достойна драгоценностей, которые на самом деле носила Клеопатра, – так писали газеты, – и поскольку у него такие были, он решил одолжить их ей на один вечер». Драгоценности, оцененные в 150 000 долларов (около $2,2 миллиона сегодня), доставил в театр для специального представления детектив, а затем забрал вооруженный охранник. И хотя мисс Лэй была предметом зависти присутствующих дам в драгоценностях Клеопатры, она была не единственной, кто мог себе позволить подлинные древнеегипетские украшения. Картье создал совершенно особую коллекцию.
Украшения в фокусе: египетские сокровища
Мисс Эвелин Лей в роли Клеопатры в лондонской постановке 1925 года, на которой побывали Жак и Нелли
«Женщины, интересующиеся египтологией и Тутанхамоном, теперь могут носить настоящие древние сокровища в современных оправах», – объявила лондонская газета Illustrated London News в январе 1924 года, показывая фотографии египетских творений Cartier London. Эти уникальные предметы включали подлинные антикварные сокровища, приобретенные братьями Картье в европейских магазинах и на восточных базарах.
Задача состояла в том, чтобы сохранить чистоту древнего стиля и одновременно обновить его для современной аудитории. Это не было причудливой попыткой следовать моде того времени, целью было сохранение подлинности. Жак решил усилить цвет темно-синей бусины, датированной 900 года до н э., небольшим количеством бриллиантов и оникса сверху и снизу и превратить ее в простую подвеску. Фигурка Изиды с ребенком 600 года до н. э. была переделана в шляпную булавку – практичную, но оригинальную. Изображение священного барана было помещено в ярко-синий глазурованный фаянс в форме полумесяца с тонкой каймой из бриллиантов и оникса, а трехтысячелетний резной камень – обрамлен черным ониксом. В основу дизайна был положен принцип простого дополнения – никаких радикальных изменений. Он должен был соответствовать оригинальному стилю и оставаться классическим: древние артефакты, пережившие тысячи лет, не следовало превращать в сложные изделия, которые вскоре могли выйти из моды.
Брошь в виде веера, в которой использован древний египетский фаянс, изображающий богиню Сехмет, на лазуритовом фоне с бриллиантовыми звездами. Cartier London, 1923
Луи и Жак вкладывали много энергии в изучение Древнего Египта; у каждого в библиотеке имелось огромное цветное издание «Книги мертвых». Сочетание старинных предметов, глубокое историческое исследование и мастерство привели к созданию редчайших драгоценностей Cartier того периода. Сегодня нет ничего необычного в том, что на аукционе брошь в стиле Египетского Возрождения достигает цены в миллион долларов. Такие вещи, естественно, были хитом среди стильных клиентов 1920-х годов. Они передавали волнение, граничащее с одержимостью, были экзотичны; каждое украшение (братья ограничили выпуск примерно 150 предметами) было уникальным.
Одна клиентка была настолько очарована, что купила несколько штук. Высокая белокурая красотка Айя Абди, порхавшая из Парижа в Лондон и обратно между двумя мировыми войнами, была весьма заметна. Русская аристократка по рождению, она с семьей была вынуждена бежать из своей страны во время революции; позже вышла замуж за английского баронета. Хотя их союз длился всего пять лет, муж, богатый судовладелец и торговец произведениями искусства, известный своим изысканным вкусом, привнес в ее жизнь внушительные средства и связи. Айя стала моделью, пробовала себя в актерском мастерстве, носила фантастические костюмы и называла Шанель и Кокто своими близкими друзьями. Ею восхищались буквально все, и в декабрьском номере Vogue 1928 года красавица появилась с одной из египетских брошей. «Драгоценная песня из Парижа, – гласила подпись. – Ношение драгоценностей – древнее искусство, которому парижанка дает современные интерпретации». Идея «древнего искусства», показанного в современном свете, – вот то, к чему стремились Картье.
Обладая способностью выдвигать уникальные идеи и следовать им, Жак делал себе имя в Лондоне. Его творения были предметом разговоров на званых обедах в городе и в богатых поместьях. Вскоре он стал избранным ювелиром для одной из самых важных клиенток – леди, которая настолько любила драгоценные камни, что взяла себе имя «Изумруд».
Разукрашенные коленки
Леди Кунард была «самой очаровательной хозяйкой своего времени». Урожденная Мод Берк из Сан-Франциско, она надеялась выйти замуж за внука последнего польского принца. Затем остановила выбор на английском лорде – сэре Бэче Кунарде, внуке основателя судоходной компании Кунарда. Старше на 20 лет, сэр Бэч был, пожалуй, не лучшей парой для экзальтированной американки Мод. Но у него было неплохое состояние.
К 1911 году леди Кунард переехала в Лондон вместе со своей дочерью Нэнси, которой уделялось очень мало внимания. Именно здесь она вступила в свои права. Ее приемы были известны тем, что на них собирались все – от принца Уэльского и доброго друга Роберта Абди (вместе с женой, носившей египетскую брошь) до скромных музыкантов и неизвестных писателей: «да кто угодно, лишь бы они были интересны». Обладая впечатляющими познаниями и любовью к искусству, от французской литературы до немецкой оперы, леди Кунард питала слабость к творческим типам. Ходили даже слухи, что писатель Джордж Мур был отцом ее дочери.
Расставшись с мужем, леди Кунард влюбилась в дирижера Томаса Бичема. Много лет спустя Бичем разобьет ей сердце, женившись в Америке на ком-то еще, но пока они были вместе в Лондоне, леди Кунард горячо поддерживала его музыкальные проекты. Не смущаясь неодобрением известных людей (в том числе оперной дивы Нелли Мелбы), она неустанно организовывала мероприятия в помощь Бичему, призывая друзей и знакомых внести свой вклад в это достойное дело.
Настала очередь Жака поддаться
