Ознакомительная версия.
— Нынешнее устремление моё на Русскую землю, — говорил Стефан Баторий, распуская панов с сейма, — должно быть ещё славнее и похвальнее прежнего, занеже пойду на славный град Псков. Вы же, любимые мои и храбрые воины, всего Польского королевства, великого княжества Литовского и моих подручных земель ярые и непобедимые витязи, разъезжайтесь по вотчинам и панствам, тела свои и крепкие мышцы упражняйте, могучим коням отдых давайте, ратные доспехи соделывайте и укрепляйте, на славный град Псков ратью всячески со мной уготовляйтесь! Имущие жён и желающие с ними во Пскове панствовать — пусть со своими пани и с детьми в путь готовятся!
Баторий не был бы Баторием, если бы ограничился призывом к магнатам и шляхетству. Его ставка была прежде всего на профессиональные наёмные войска. Хорошие солдаты стоили денег, и король денег не жалел. Помимо экстренного налога и многочисленных пожертвований, Стефан занимал деньги в Венгрии, у властителей Саксонии, Бранденбурга и Пруссии, заставлял платить ливонцев.
Ни один грош не залеживался в сундуках. Как кровожаждущие клопы, расползались по Европе вербовщики польского короля, из многих стран текли к нему оружие и снаряжение. Королевское золото раздувало огонь в горнах и звенело молотами кузнецов от Вильно до Амстердама, от Стокгольма и Копенгагена до Вены и Белграда. В иные страны, писал летописец трагических событий, и во многие языки король слал грамоты правителям и военачальникам, а писал так:
«Король польский, князь великий литовский, русский, прусский, жемойтский, мазовецкий, князь семиградский и иных земель Стефан ближним моим друзьям и соседям (по имени называя каждого) на своем державстве радоваться!
Ведайте, о чем уже слышали, сколько пакостей сотворил я за два прошлых года русскому царю и сколько городов от его власти отнял, к своему высокому присовокупив державству; сколько в сразительном бою над его войском одоления показал; каким русским богатством обогатился и воинов обогатил, сколь землю свою наполнил несметными земли Русской сокровищами; какое унижение и страх Русской земле принёс и какую славу высокому своему королевству Польскому, и великому княжеству Литовскому, и всем моим подручным великим панам, гетманам и бесчисленным воинам преобрёл! То — было, и ныне о том же помышляю.
На высокой степени стою — к высшему и величайшему стремлюсь, как учат и пишут мудрецы: „Стоя на высоком холме, высочайшую и преизобильнейшую гору ищи и владеть ею начинай. Как лев, если держит зайца и видит верблюда, оставляет зайца и гонится за верблюдом“. Таким образом мудро и рассудительно все рассмотрев, в нынешнее лето больше прежних многосильным подъёмом подымаюсь на Русскую землю. Сам же дружеский совет даю своим друзьям и соседям ближним: если хотите — присоединяйтесь и подымайтесь со мной каждый со своим войском, да все вместе устремимся на Русскую землю, прежде всего — на славный великий град, именуемый Псков!
Именно о граде Пскове советуюсь с вами и сообщаю, что о нём слышал. Прежде всего говорят, что он очень велик, более того, укреплен четырьмя сплошными каменными стенами, прославлен в земле той и многолюден. Говорят, что прямо сквозь каменные стены течёт через Псков река, а по берегам её лежат бесценные и неисчислимые богатства. Ради великого града Пскова всех вас я сзываю в поход!
Захвачу этот великий град с окрестными городами, покрою себя величайшей многославной славой и вас с собою возвеличу, как советников моих и другов. Богатством многим в граде Пскове обогащусь безмерно, и вы, мои друзья, и все наши храбрые войска обогатятся. Всех пленных, знать псковскую и народ по справедливости разделим, непокорных же многолюдных людей тамошних мечу предадим.
Назначив великих гетманов Пскову, здоровыми и славными победителями в Литовскую землю возвратимся и пойдём с великим богатством и множеством пленных по своим владениям. Русскому же великому князю конечное бесчестие и срам сотворим, великую кручину и вред вложим в сердце его сожалением о столь великом граде. Мы же во всю вселенную прославимся, что победили великого князя и славный его град Псков взяли!»
Пошли грамоты Батория по многим странам и землям, куда доносилась слава великого Пскова. Всюду знали о богатстве града и крепости его стен, но жадность была много сильнее страха и заглушала все опасения.
— Если и десять стен каменных окружают такое богатство, — говорили наемники, — не устоят они пред славным именем полководца, сможем своими хитростями и мудрым военным умышлением город взять.
Собирались наёмники к Баторию полками и эскадронами из многих земель. Предвкушая изрядную добычу, становились в ряды королевской рати воины литовские, польские, венгерские, мазовецкие, немцы имперские и ганзейские, датчане и шведы, французы, итальянцы и испанцы, знаменитые среди наёмников швейцарцы и шотландцы. Собрал король наёмных умелых воинов 60 тысяч, а шляхетских ратей 40 тысяч. Всего у него войска стало 100 тысяч человек, не считая торговцев и обозных.
С бешеной энергией и разумной распорядительностью Стефан Баторий формировал из этого контингента целостную боеспособную армию, обученную самым современным методам боя. Надо признать, что, хотя королю не случалось вступать на Руси в большое сражение, он вполне заслужил славу выдающегося полководца, создав Речи Посполитой одну из сильнейших армий Европы.
* * *
Что мог противопоставить Иван Грозный со своей холопской сворой этим мощным приготовлениям? Царь разрывался между яростью и страхом. Отправляя к королю посольство с просьбой о мире, Грозный требовал от русских дворян: «Если станут их укорять, или бесчестить, или бранить, или бить, то на укоризну, бесчестье и брань отвечать смотря по делу, что будет пригоже и как их Бог вразумит, слегка, а не браниться, против побоев терпеть… если будут их на посольстве бранить или бить — говорить одно, чтоб дали посольство исправить, и ни за чем не останавливаться, самим не задирать и невежливых слов королю не говорить!»
Умоляя о мире, царь не мог сдержать свой подлый нрав и приказал замаскированно оскорбить короля, что-де тот «со вчерашнего дня государь». А московский царь, должны были говорить послы, — извечный государь: «Государю нашему братья турецкий цезарь и другие великие государи, и то нашему государю не важно, что с вашим государем писаться братом».
Должен разочаровать тех, кто в подобных выпадах склонен видеть гордость Ивана Грозного: празднуя труса, он готов был отказаться на переговорах даже от царского титула. «А если государь ваш не велел нашего государя царём писать, — должны были сказать послы, — то государь наш для покоя христианского не велел себя царём писать!»
Ознакомительная версия.
