ГЛАВА 4 «Памятники русской старины»
Новый, 1882 год начался оттепелями. Распутица, мокрый снег, туманы, неблагополучие в стране нагоняли тоску.
Безобразов, поздравляя Голышева с Новым годом, писал: «Дай Бог, чтобы для всех нас он был лучше 1881, опозоренного мученическою кончиною нашего государя». И уверял Ивана Александровича: «Ваши письма всегда очень для меня интересны. Верьте моей душевной преданности».
Барон Богушевский писал о том же: «Тот-то год не утешил, а всячески сокрушил… Сокрушил он, разрушил нашу святую веру в Правду, в Святую Волю Господню. 1-е марта порвало в нас во всех какую-то струну — это не струну ли Веры и Надежды на Будущность?..»
Голышев тоже оплакивал убитого Александра II, тем более что год царствования его преемника действительно убил все надежды на будущее. Александр III твердой рукой расправлялся со всяким свободомыслием. Он вызвал в столицу волостных старшин и заявил им:
— Следуйте совету и руководству ваших предводителей дворянства и не верьте вздорным слухам о переделах земли, даровых, прирезных… всякая собственность должна быть неприкосновенной.
Отмененная двадцать лет назад крепостная зависимость все еще продолжалась. Выйти крестьянину из общины было почти невозможно, так же трудно было отделиться от семьи выросшим, имеющим свою семью детям.
Закрывались учебные заведения, появился так называемый «циркуляр о кухаркиных детях», который запрещал принимать в гимназии детей прачек, кухарок, кучеров и мелких лавочников. Была повышена плата за обучение. Год, непутево начавшись, приносил плохие вести. Газеты писали, что в Александровском уезде прошел снег с червями. Предсказывали, что это — к голоду, мору, к войне.
В марте на восемьдесят восьмом году жизни скончался в Петербурге граф Сергей Григорьевич Строганов. В восемьдесят лет он еще ездил в Рим, ходил там по музеям. И в день смерти, в светлое Христово воскресенье, стоял заутреню, а потом, вернувшись домой, «бережно прилег… у своего рабочего стола и, скрестив руки на груди, заснул вечным сном».
В Москве открылась, по существу, первая Всероссийская промышленно-художественная выставка. Голышева пригласили участвовать в ней, и он представил все свои издания. Но в газете выражал недовольство организацией выставки. Мстеряне, например, готовили к ней коллекцию кожаной обуви, сусального серебра, литых аплике, иконных риз и хоругвей, но не были допущены. Не было на выставке ничего из Холуя и Палеха.
Приехав как-то во Владимир, в апреле, Голышев услышал в типографии, что во владимирском Успенском соборе начались «возобновления» и что прежние рисунки собираются соскабливать. Ранее уже были там закрашены древние росписи. Уваров, Тихонравов писали об этом соборе. Что же теперь затевается?! Иван Александрович тут же отправился в Успенский. Все подтвердилось. Пригласили уж из Москвы мастера для новой стенописи.
Иван Александрович возмущался:
— Наши владимирские иконописцы, из Вязниковского уезда, палехские крестьяне Белоусовы приглашены в Москву для росписи стен в Грановитой палате, звали их и в Троицкую лавру, а в своей епархии этих мастеров не признают, нанимают московских.
Московские же посчитали, что в древних фресках нет «никакого изящества», что они несовременны и что «подобные работы должны сохраняться» лишь в музеях, «так как они могут быть интересны для одних археологов», что недостаточно в стенной древней росписи «яркости красок, румяных лиц и блеска золота».
— Куда ни сунься — никому нет дела до этих сокровищ, — сокрушался Иван Александрович. — В канцелярии губернатора только посмеялись, а губернатор сказал: «Художникам виднее».
Домой Иван Александрович вернулся подавленный. Почему о*н, в недавнем прошлом крепостной крестьянин, малограмотный человек, понимает, что важно сохранить старинные рисунки такими, какими их нарисовал древний художник, а нынешние властители все стараются подновить да подкрасить?! И он сел писать статью в московскую газету.
3 мая 1882 года эта статья была опубликована в «Современных известиях» под псевдонимом Проезжий.
«…Если святотатственная рука не пощадит фресок, — в запальчивости гневно писал Голышев, — пусть рука эта отсохнет…» И, опасаясь, что и газета не поможет, Иван Александрович бросился в Москву, отыскал графа Уварова. Алексей Сергеевич ужаснулся затеянному подновлению, хотел было сразу ехать во Владимир, но потом понял, что владимирский губернатор может и его не послушать.
Решили срочно создать комиссию из самых влиятельных ученых-археологов, членов московского археологического общества. Уваров всю свою прислугу разослал разыскивать профессоров. Дорог был не только день, но и час. Нашлись Забелин, Румянцев, Мансветов, Иловайский… — все люди известнейшие. Забелина избрали председателем комиссии.
Через десять дней после статьи Голышева в «Современных известиях» ключарь владимирского Успенского собора протоиерей А. Виноградов заверял общественность, что фрески XV века работы Андрея Рублева и Даниила Иконникова и не собирались уничтожать. Но 15 мая созданная в Москве комиссия ученых, включая графа Уварова, все-таки прибыла во Владимир.
Ученым удалось защитить древние фрески. Неуемному в переделках московскому мастеру было отказано. Голышев предложил реставратора — мастера из Палеха Сафонова. Сафонов был в Палехе «ученый и просвещенный», потомственный иконописец, водил знакомство с московскими и петербургскими церковными живописцами, что «дало ему вкус и понимание старины». Отец его составил целый сборник древних образцов иконописи византийского стиля. Сын приобрел еще Строгановский сборник и десятки других карандашных снимков с древних икон. И принципом в своей работе Сафонов сделал «возвращение иконописи к ее первым образцам первых христианских лет на Руси».
Теперь Голышев успокоился. Этот мастер не испортит старины. «Слава богу, благое дело увенчалось успехом. Как я рад этому! — писал он Семевскому. — Во Владимире из археологов уже нет никого за смертью К. Н. Ти-хонравова, и вандальское разрушение драгоценной древности, к сожалению, не редкость. Сперва владимирские власти духовного звания, во главе с преосвященным, сердились и обижались на меня за печатное слово правды, но потом сами же убедились, что это послужило к полнейшему благолепию и сохранению замечательного искусства, а вместе с тем и к их собственной пользе и чести, что у них есть такое сокровище…»
Через два года реставрация в соборе будет успешно завершена. 18 марта 1884 года Общество истории и древностей московских при Московском университете, членом которого был уже и Голышев, будет праздновать свое восьмидесятилетие. После торжеств почти вся гвардия собравшихся ученых отправится во Владимир на открытие после реставрации Успенского собора. Два дня ученые будут обозревать фрески и вынесут «полнейшее удовольствие и восторг».
