Я обычно с охотой и интересом выезжал в командировки, но в командировки на корабли — особенно. И каждая такая поездка оставляла свое незабываемое впечатление. В первой половине семидесятых основным полигоном наших испытаний было Баренцево море. Целью моей первой поездки в Мурманск летом 70-го было на месте, на корабле, определить размещение нашей аппаратуры, ее крепление и питание, связь с измерительной системой. Для этих работ нам был выделен СКР — сторожевой корабль. На его корме уже была установлена специальная наклонная мачта с барабаном у основания для размещения, спуска и подъема кабеля со специальными контейнерами, в которых находились измерители физических величин. Эта необычная конструкция впоследствии не раз вызывала повышенный интерес у иностранных разведок.
По возвращении в Ленинград мне неожиданно была предложена горящая путевка в Пятигорск. Поскольку она “горела” у жены помощника директора института, то путевка оказалась в первоклассный пансионат, с полным комплексом медицинских и бальнеологических услуг. Мне даже не пришлось заботиться о билете, а это летом непростая задача. Билет в мягкий вагон, заблаговременно купленный, мне был вручен вместе с путевкой. Побывать на Минеральных водах в сознательном возрасте мне еще не приходилось, а детские воспоминания были смутные, но очень приятные.
И должен сказать, что реальная действительность не только не зачеркнула детские впечатления, но добавила то, что может оценить только взрослый человек. Мне настолько понравились курорты Минеральных вод, что возникло устойчивое желание приезжать туда как можно чаще, что я, по возможности, и стал делать. Очарование этих мест создается, прежде всего, мягким теплым климатом и природой. Здесь именно тепло, а не жарко, идут частые, но не долгие дожди. Дышится легко и свободно. Не случайно еще с девятнадцатого века эти места пользовались особой популярностью у сердечников, а в советское время достать путевку в сердечно-сосудистый санаторий считалось большой проблемой.
В Мурманске мне пришлось побывать еще несколько раз. Один из первых рабочих выходов в море запомнился непогодой и достаточно серьезным волнением моря. Нам сказали, что волнение оценивается в шесть баллов, но неприятные ощущения усиливались наличием мертвой зыби. Как и почему это сочетание переносится особенно плохо, я объяснить не могу, но неопытному “моряку” смотреть на море было страшновато. За бортом поднимались огромные серо-пепельные валы, и примерно такого же цвета было небо. Наш корабль, немалый в длину, был не очень широк, и волна достаточно легко наклоняла его с одного борта на другой.
В моей команде кроме меня было еще два или три человека, и мы сразу же активно подключились к работе — действительно было очень интересно смотреть, как на самописцах воспроизводятся преобразованные в нашей аппаратуре сигналы с измерителей. Обнаружим или нет? Но уже через двадцать-тридцать минут ребята начали бледнеть, затем поднялись со своих рабочих мест и с виноватым видом, шатаясь, побрели в свои каюты.
Мой предшествующий опыт плавания в непогоду, по сути дела, единственный, имел место много-много лет назад. Черное море было неспокойным, меня сильно укачало, рвало, и я еще умудрился обжечься о какую-то паровую трубу.
Поэтому, когда мы теперь вышли в открытое море, я приготовился к тому, что меня смертельно укачает. Но каково же было мое удивление, когда, наблюдая за пораженными морской болезнью, я не испытал никаких неприятных ощущений и в одиночестве продолжал работать. Более того, через некоторое время нам предложили корабельный очень жирный обед, и я его с аппетитом поел, а это во время качки считается высшим пилотажем. Когда же я пришел в свою каюту, каюта была на четыре или на шесть человек, и улегся на свою койку, то начал испытывать то, что испытывают на высоких качелях — ощущение невесомости.
Запомнился еще один северный выход. На этот раз наш корабль стоял в Полярном, до него, пройдя соответствующий пограничный контроль, мы добирались из Мурманска на небольшом пароходе. Море было на северный лад серым, спокойным, но достаточно энергично светило солнце. Мы, работая, прошли Баренцево море и вошли в Норвежское, а это уже были нейтральные воды. Все шло нормально, но неожиданно на горизонте появился самолет и взял курс на нас. Самолет с опознавательными знаками НАТО совершил несколько кругов над нами и, несмотря на громогласный приказ капитана “Всем гражданским немедленно убраться с палубы”, кое-кто из наших все же замешкался и засветился. Через некоторое время, сейчас не помню, какое, невдалеке от нас появился другой “вражеский” объект — французский крейсер. Крейсер в течение нескольких часов спокойно сопровождал нас, находясь на почтительной дистанции. За это время наш капитан связался со штабом в Мурманске, откуда ему сообщили, что была перехвачена шифрограмма не то с самолета, не то с крейсера, в которой сообщалось, что на корабле, на палубе которого находилось несколько людей в штатском, имеется непонятное сооружение на корме со спущенным в воду “хвостом”.
Однако самое “смешное” произошло потом. Штаб приказал вытащить хвост и последовать за крейсером. Какой был в этом смысл, нам никто не объяснил, но азарт появился. Крейсер понял наш маневр и чуть прибавил скорость. На нашем корабле помимо дизельной установки, которая использовалась в течение нашего выхода, были еще две турбины, которые обеспечивали заданную максимальную боевую скорость корабля. Видя, что крейсер отрывается от нас, мы включили турбины и, действительно, наша скорость резко увеличилась. Неизвестно, чем бы кончилась эта гонка, но одна из наших турбин вышла из строя. Как нашкодивший пес, наш СКР, в полном смысле поджав хвост — это нашу-то измерительную систему, скромно возвращался на свою стоянку.
И все же основная обработка экспериментального материала осуществлялась в стационарных условиях, в институте. Помимо обработки большого и все возраставшего объема свежего материала, привозимого с испытаний, проверялись новые идеи выявления полезного сигнала, которые требовали многократно обрабатывать уже ранее просмотренный материал. И, несмотря на то, что удельный вес компьютерной обработки непрерывно повышался, мы остро чувствовали необходимость в повышении эффективности предварительной обработки сигналов.
Мы разработали отсутствовавшие в то время на рынке перестраиваемые фильтры сигналов, блоки нелинейного преобразования и устройство корреляции, измеряющее вероятностную связь между сигналами в реальном масштабе времени, одновременно с вводом сигналов. Некоторые наши разработки были оригинальными, и мы получили на них авторские свидетельства на изобретения, а на ВДНХ в 1974 демонстрировался наш комплекс для статистической обработки сигналов, включавший в себя также уже упомянутую машину МШ, за который была присуждена Бронзовая медаль.
