Я постоянно был озабочен развитием сети оздоровительных учреждений ВВС и всегда уделял этой проблеме много внимания и сил. В описываемое время, например, был готов проект дома отдыха на 500 мест в Адлере, но строительство еще не началось, и местные организации пытались отобрать выделенный нам участок земли в 6,5 га. В Ленинграде делали попытку забрать у нас санаторий на Каменном острове. В Судаке, на Южном берегу Крыма, не хватало воды для высаженного у санатория ВВС парка… Снова и снова приходилось обращаться за помощью к К. А. Вершинину, генерал-лейтенанту В. Я. Клокову, курировавшему вопросы строительства наших санаториев, начальнику инженерно-аэродромного управления ВВС генерал-лейтенанту К. А. Строганову, заместителю начальника Тыла Советской Армии по строительству генерал-полковнику Н. М. Попову и другим товарищам. Должен отметить большую работу, которую вел полковник медицинской службы М. Ф. Шапка, ответственный за вопросы санаторно-курортного обеспечения в ВВС.
Мне позвонил командующий военно-транспортной авиацией маршал авиации Н. С. Скрипко и высказал пожелание создать для их летного состава центр активного отдыха. Я ответил, что не теряю надежды увидеть такие центры, организованные по примеру Польской Народной Республики, и буду рад, если первый появится благодаря его активной поддержке.
Штат моих помощников в Главном штабе ВВС был невелик. Попросту говоря, людей не хватало. Я попросил, чтобы меня принял заместитель начальника Генерального штаба генерал-полковник С. М. Штеменко.
Сергей Матвеевич был широко известен в войсках еще в годы Великой Отечественной войны. Как представитель Генштаба он приезжал на фронты накануне крупных операций. Был он у нас на Северном Кавказе и на 2-м Белорусском фронте. Таким же подтянутым, моложавым, с пышными усами увидел я его и теперь. Заместитель начальника Генштаба встретил меня приветливо, внимательно выслушал и тут же позвонил начальнику Главного штаба ВВС П. И. Брайко.
Поскольку словесного указания было недостаточно — требовалась официальная директива, — позднее, зайдя к К. А. Вершинину, я попросил главкома напомнить С. М. Штеменко о нашей просьбе. Константин Андреевич вскипел, сказал, что я отрываю его от накопившихся важных дел — он только что вернулся из командировки, — но позвонил С. М. Штеменко в моем присутствии. Вскоре директива о небольшом усилении медслужбы поступила.
На одном из служебных совещаний К. А. Вершинин вдруг почувствовал себя плохо. Пришлось отправить его домой. Нужна была консультация главного хирурга Советской Армии академика АМН генерал-полковника медицинской службы А. А. Вишневского, и я поехал в его клинику.
Я бывал в клинике А. А. Вишневского не раз и не переставал удивляться, как обставлен кабинет хозяина. Вдоль стен шкафы с книгами, но книги лежат и на стульях, на подоконниках. Развешаны картины, там и тут чучела редких птиц, а у окон клетки с живыми птицами. Два стола. У Вишневского часто бывали иностранные гости.
Он принимал их, накрывая часть большого стола скатертью и ставя кофе и коньяк.
Он как раз беседовал с французскими врачами. Пришлось ждать, когда академик освободится. О консультации договорились быстро. Через несколько дней выяснилось, что для серьезного беспокойства о состоянии здоровья Главного маршала авиации оснований нет.
Хотя ежедневно я был занят до предела — кроме служебных обязанностей выполнял партийные поручения, — заместитель начальника Политического управления ВВС генерал Ю. Н. Артамошин привлек меня для чтения лекций и включил в лекторскую группу. Я всегда с удовольствием выполнял его поручения. Юрий Николаевич очень много помогал лично мне и медицинской службе ВВС в проведении политико-воспитательной работы, участвовал в заседаниях экспертной комиссии ВАК и других комиссиях.
С генерал-лейтенантом медицинской службы профессором А. С. Георгиевским, моим научным консультантом, я договорился, что буду высылать ему диссертацию по главам. Высококвалифицированный педагог, специалист в области организации и тактики медицинской службы Советской Армии, он скрупулезно разбирал и правил мою рукопись. За это я был ему безмерно благодарен.
В академии имени Н. Е. Жуковского и в одном из учреждений у меня было два рабочих места, где я мог трудиться до 23 часов. Естественно, я не имел права брать различные документы домой.
27 марта днем мне сообщили трагическое известие: во время полета на учебно-тренировочном скоростном самолете погиб первый в мире космонавт Ю. А. Гагарин.
Я минута за минутой восстанавливал в памяти день 12 апреля 1961 года в Байконуре. Затем мысленно перебирал многие другие встречи с Юрием Алексеевичем. «Не может быть, — говорил себе, — самолет разбился, но Гагарин и Владимир Сергеевич Серегин, наверное, успели катапультироваться…»
В Звездном взглянул на окна шестого этажа дома, где жил Гагарин. Валентина Ивановна, жена Юрия Алексеевича, в это время находилась в больнице в Кунцево.
Когда прибыл в Звездный, уже было установлено место падения самолета: в лесу во Владимирской области.
29 марта тысячи людей проходили через Краснознаменный зал ЦДСА. В почетном карауле у урн с прахом двух Героев Советского Союза стоял и я. На следующий день после похорон на Красной площади состоялся траурный вечер, на котором выступали К. А. Вершинин, М. В. Келдыш, Маршал Советского Союза И. И. Якубовский, начальник Главного политического управления Советской Армии А. А. Епишев, космонавты, летчики.
С новым непосредственным начальником у меня установились хорошие деловые взаимоотношения.
В мае генерал-полковник И. И. Пстыго находился в ЦНИАГе. Он проходил обследование как летчик. Приехав в Сокольники по делам, я навестил его. У нас состоялся непринужденный разговор по ряду важных вопросов. Заместитель главкома интересовался организацией врачебно-летной экспертизы при окружных госпиталях, высказал мнение о необходимости создать на территории СССР несколько центров по экспертизе летного состава, оснастив их соответствующим оборудованием, и в частности центрифугами.
В ЦНИАГе готовилась научная конференция по поводу пароксизмальных состояний у летного состава, и заместитель главкома изъявил желание присутствовать на ней. Конференция состоялась 20 мая. Доклады были сугубо медицинские. Обсуждались возможные причины потери сознания летчиком в воздухе и на земле (гипоксия, чрезмерное нервно-эмоциональное напряжение, перегрузки, скрытые формы эпилепсии и т. п.). Генерал И. И. Пстыго слушал доклады очень внимательно и после сказал, что конференция ему понравилась.
