горизонта, и воды реки золотились в его лучах.
Мы любовались Дунаем. Но едва отведешь взгляд, едва посмотришь на город, радостное настроение, вызванное чистым мартовским утром, сразу омрачалось. Вокруг лежали руины. От шести мостов, которые соединяли раньше Пешт с Будой, уцелели только «быки», а арматура взорванных гитлеровцами сооружений лишь кое-где торчала из воды.
Сообщение между двумя частями города было полностью прервано, а это все равно что разрубить пополам живой организм.
Чуя свою гибель, озверевшие фашисты без предупреждения уничтожили все мосты, в том числе самый большой и самый красивый дунайский мост Маргит. Мощный взрыв прозвучал в тот момент, когда по мосту двигались переполненные трамваи и множество пешеходов. Обломки моста рухнули в реку. Люди полетели в ледяную воду... Хотя наши войска были еще далеко от этого района, гитлеровское командование предпочло оставить без связи с тылом 20000 своих солдат и офицеров, лишь бы мост не достался Советской Армии.
Многие здания в городе были разрушены до основания, все улицы завалены битым кирпичом, кусками бетона и целыми глыбами рухнувших стен. В сохранившихся коробках домов зияли бреши, пробитые снарядами. От руин тянуло запахом гари. Земля изрыта воронками, окопами и траншеями.
Одна из красивейших европейских столиц напоминала не город, а кладбище. Все казалось здесь мертвым: транспорт не работал, людей почти не видно. Часть жителей не успела вернуться из эвакуации, кто погиб, кто продолжал сидеть в укрытиях, боясь выйти на свет. Фашистская пропаганда основательно поработала над тем, чтобы запугать людей. И если до войны в Будапеште и его пригородах насчитывалось около 20% населения страны, то теперь эта цифра резко сократилась.
Над развалинами и пепелищами с хриплым карканьем кружились стаи разжиревших ворон.
В Буде на высоком здании возле реки повис самолет. Падая, он врезался в стену, да так и остался там, похожий издали на хищную птицу.
Чтобы читатель лучше представил размеры этих разрушений, позволю себе привести несколько цифр, которые стали известны позже. Только в самом Будапеште из 40000 зданий уцелело около 10000. Было уничтожено 4,5 миллиона квадратных метров крыш.
Можно ли было избежать таких чудовищных разрушений? Да, можно.
Советские войска окружили в Будапеште соединения 6-й немецкой и 3-й венгерской армий, различные резервные и тыловые части, жандармские и полицейские полки, а в общей сложности до 180000 солдат и офицеров. Положение врага было безвыходным. Стремясь прекратить дальнейшее кровопролитие, советское командование 29 декабря 1944 года предложило окруженным армиям сдаться.
В обращении к старшему начальнику вражеской группировки говорилось:
«Вы, как командующий, и все офицеры окруженных войск отлично понимаете, что дальнейшее сопротивление не имеет никакого смысла и поведет только к истреблению ваших войск, к многочисленным жертвам среди мирного населения и к разрушению столицы Венгрии — Будапешта. Во избежание ненужного кровопролития, а также в целях сохранения Будапешта, его исторических ценностей, памятников культуры и искусства, в целях спасения населения от гибели мы предлагаем вам сложить оружие...»
Условия капитуляции гарантировали венграм немедленное возвращение домой. Каждый немецкий солдат, офицер и генерал, прекративший сопротивление, мог сразу после войны возвратиться в Германию или в другую страну по его желанию. Всем раненым и больным была обещана медицинская помощь.
На этот гуманный акт гитлеровское командование ответило гнусным преступлением. Фашисты не только отказались сложить оружие, но и убили двух советских парламентеров — капитана Миклоша Штейнмеца, венгра по происхождению, и капитана И. А. Остапенко.
Отступая под натиском наших войск, гитлеровцы безжалостно разрушали дом за домом, улицу за улицей. В этом им активно помогали венгерские фашисты, сражавшиеся против нас бок о бок с немцами и предавшие интересы своей родины.
Красавец город был превращен в руины. Трудящимся Венгрии предстояло теперь поднять его из развалин и пепла...
Продолжая свой путь по разбитым улицам, наша группа случайно оказалась возле комендатуры 6-го района, и я решил заглянуть в нее. Час еще был очень ранний, но, к моему удивлению, возле комендатуры толпились посетители. На месте оказался и сам комендант района подполковник А. И. Куба. Он уже начал утренний прием.
В Центральную комендатуру мы возвратились, когда уже высоко сияло солнце. Я был так переполнен впечатлениями, что совершенно не хотел спать. Чувствовал себя увереннее и спокойнее вчерашнего. Теперь, хотя и в общих чертах, я представлял обстановку и мог приступать к делу.
Оставалось только познакомиться с заместителем по политической части. Он вошел в кабинет стремительно. Не считаясь с субординацией, остановился возле стола, протянул руку:
— Подполковник Зусманович Александр Захарович.
Замполиту было на вид лет сорок — сорок пять. Военная форма сидела на нем мешковато. Быстрые глаза и немного неясное произношение подполковника сразу запомнились мне. Наша первая беседа продолжалась часа полтора, и я понял: замполит хорошо подготовлен, знает свое дело, знаком с историей Венгрии, разбирается в литературе и искусстве.
Зусманович был представителем политуправления фронта в наступающих частях. Он вошел в Будапешт с первыми подразделениями наших войск и являлся своего рода живой историей комендатуры. Рассказав о проделанной работе, о положительных сторонах и о недостатках коллектива, Александр Захарович подтвердил мое мнение о том, что отдельные товарищи из комендатуры утратили чувство ответственности.
Не откладывая, мы обсудили вопрос о некоторых перестановках.
— А завтра, товарищ генерал, вам нужно принять иностранцев, — сказал под конец Зусманович.
— Это еще зачем? — удивился я.
— Главы иностранных миссий наносят визит, когда меняется представитель власти. Таков международный обычай.
— Но ведь я не глава правительства, не министр...
— Верно. Однако вы олицетворяете в Будапеште советскую гражданскую и военную власть. Не примете их — у нашего министра иностранных дел возникнут нежелательные осложнения. А вам снимут голову за то, что в военное время по вашей вине возникнут недоразумения... Поверьте, я знаю эти порядки.
Зусманович говорил убедительно.
«Ну попал как кур во щи, — невольно подумал я. — Тут посложнее, чем на фронте, — потеряешь голову и даже не узнаешь из-за чего». А вслух произнес:
— Хорошо, товарищ подполковник. Дайте списки, кого надо принять. Да подскажите, каких представителей в первую, а каких во вторую очередь.
— Можете не беспокоиться, все будет в порядке, — успокоил замполит.
До сих пор я не имел никакого касательства к дипломатии, не знал, как держаться с иностранцами, о чем говорить с ними. А поразмыслив, решил: «Чего тревожиться? Я советский генерал, представитель страны социализма, которая освобождает от фашистов народы Европы. Пусть сами дипломаты соображают, с кем имеют
