А тот все не появлялся. Ты был в ярости, сказал, что сейчас уйдешь отсюда:
– К чертовой матери такие приемы!
В это время в серединном каре упала в обморок египетская писательница, и ее унесли. Наш гид объяснил, что это от любви к президенту Насеру.
– Нет! – вскричал ты. – Это не от любви! Она просто не могла больше выдержать этого варварства, не могла стоять! Я не хочу рухнуть на пол, как эта несчастная! – и сел на пол, поджав под себя по-турецки ноги.
Наш гид от изумления онемел. В страхе и отчаянии он стал умолять тебя подняться, но ты мотал головой и посылал его к чертовой матери. Церемониймейстер, увидев тебя, сидящего на паркетном полу со скрещенными ногами, закрыл глаза и долго их не открывал. Все писатели смотрели на тебя, по-моему, с завистью. Я тихо смеялась, объясняя гиду, что Назым Хикмет очень устал, что в создавшейся ситуации он нашел единственный для себя выход, и нужно оставить его в покое, иначе он рассердится и уйдет. Тогда молодой человек заговорил со мной по-русски, чем очень сильно нас удивил:
– Если так, то вы, а не ваш муж, будете главой турецкой делегации. – Он отстегнул от пиджака Назыма табличку с «ТУРЦИЕЙ» и прицепил ее мне.
Увидев, что делает наш гид, и услышав его русскую речь, ты стал так хохотать, что парень совсем от тебя сошел бы с ума, но в этот момент в зал в сопровождении свиты быстро вошел президент. Он выглядел очень просто и красиво в сером костюме из мягкой шерсти. Обаятельно улыбнувшись собравшимся, он подошел к началу шеренги стал за руку здороваться с каждым из гостей. Он задержался около китайской делегации, о чем-то спрашивал Мао Дуня, потом быстро пошел дальше, не останавливаясь, пока не дошел до делегации Советского Союза. Несколько минут поговорил с нашими писателями, мне плохо было их видно – мы стояли вдоль одной стены у противоположных ее концов. Но хорошо было видно другое: как только президент заговорил с нашими писателями, китайские делегаты демонстративно повернулись лицом к стене. Время от времени одна из их женщин смотрела, отошел президент от наших или нет, и, увидев, что он все еще разговаривает с советскими, давала своим знак не поворачиваться.
Ты при появлении президента поднялся с пола. Грустно глядя на китайских писателей, сокрушенно покачивал головой, приговаривал:
– Черт побери, и эти люди с такими представлениями о чести и борьбе делают сегодня политику в Китае. Бедный китайский народ, изумительный народ, сколько тысяч лет он рвался к свободе, чтобы эти оппортунисты сели ему на г о лов у…
Пока президент продвигался к нам, наш гид научил меня длинному традиционному приветствию. Я поздоровалась с господином Насером. Он хорошо улыбнулся и спросил тебя, откуда твоя жена знает арабский. С тобой он говорил, пожалуй, дольше всех. Благодарил за приезд, спрашивал, как ты перенес дорогу, как чувствуешь себя в климате Египта, не скучно ли нам здесь, нравятся ли мне его подарки, которые он каждый день присылает мне в гостиницу.
Так мы познакомились с президентом Насером. После официальной части он пригласил нас для конфиденциального разговора и долго говорил с тобой о своей стране.
– Вы видели бедность, я знаю, но борьбу с ней мы уже начали. Приезжайте к нам, и не на месяц. Приезжайте надолго. Мы всё вам покажем, и, может быть, новый Египет пройдет через вашу поэзию. Мы нуждаемся, как все новое в этом мире, в благословении такого великого поэта, как вы.
Оказалось, что президенту Насеру очень понравился балет «Легенда о любви», и он просил тебя написать либретто балета специально для их театра, просил найти время и помочь возрождению культуры ОАР. Рядом с президентом находился какой-то человек, который тут же пояснил, что они приглашают нас в гости и поэтому мы ни о чем не должны беспокоиться.
– Благодарю, – сказал Назым, – но я – поэт и дороже всяких благ ценю свободу. Я люблю ходить в гости, но живу только на деньги, заработанные своим трудом. Вы не печатаете моих книг, у меня нет здесь гонораров, поэтому я не могу принять ваше приглашение.
Несколько минут спустя, здесь же Назыму сказали, через сколько месяцев в Каире выйдет двухтомник его стихов, сколько денег он получит за эти книги и сколько времени сможет жить на них в Египте.
Мы с удовольствием гуляли по Каиру. Меня удивляло, что простые люди сразу угадывали в Назыме мусульманина, а во мне – «гяура». Ты радовался, узнавая в Египте, черты Стамбула и привычки своего народа. Я постоянно слышала:
– Вот это как у нас. Вот и у нас так ходят женщины. Еда, дети, лица, минареты, даже отель «Хилтон» – все было точь-в-точь как в Турции. Ты искал свою родину повсюду и здесь, в Каире, чаще, чем в других местах, находил многие напоминания о ней.
– Тебя не раздражает? Тебя не раздражает? – постоянно спрашивал ты меня.
Один чешский друг, – его мы случайно встретили на улице, – увидев, как загораются твои глаза при виде восточных сладостей, которыми в изобилии торгуют на улицах каирские лоточники, с ужасом воскликнул:
– Здесь нельзя покупать эти вещи! Только в магазинах. Лоточники вместе с баклавой (в России это лакомство известно как пахлава. – А. С. ) продадут вам такое количество заразы, о котором вы даже не представляете! Палочки Коха, все разновидности трахомы и так далее. Я работаю здесь три года. Я знаю. Эти мелкие торговцы катастрофически антисанитарны!
Он повел нас в шикарную кондитерскую. Ты стоял перед стеклянной витриной, за которой лежали все сладости твоего детства. Ты сказал:
– Веруся, держи меня. Я могу купить сейчас все эти угощения. Это так вкусно! Это все как в Турции! Это баклава, смотри, как она сочится сиропом. Ах, я думаю, ты никогда не ела таких изумительных вещей. Мой рот полон слюны. Я очень смешной, но ничего не поделаешь. Я умираю от желания съесть все эти сокровища Востока!
Чех еле-еле усадил тебя за столик. Ты боялся, как боятся маленькие дети – если уйдешь от прилавка, тебе дадут лишь половину того, о чем мечтаешь. Но наш чешский друг умел навести порядок. Он принес огромную вазу с самыми разными сладостями из теста.
– Вы можете есть на выбор всё, что вам понравится. Остальное мы вернем. Платить я буду потом.
– Зачем потом? – взмолился ты. – Я плачу сейчас, – и побежал к прилавку.
– Да, вот это пир! Вот это я понимаю, а пить не понимаю. Не пьянею. Жаль, что так. Ах, мой Акпер Баба! Не видит, что сейчас ест его отец! Я ему объясняю, что не могут в Баку, в Кировабаде готовить баклаву, как полагается. Грубо делают. Не тает она у них, всегда сахар хрустит на зубах, как морской песок. А вот здесь, как у нас дома, – тает! – говорил ты, отправляя в рот очередной кусок. – Нет, я все-таки должен буду один раз накормить его настоящей турецкой баклавой! Что вы думаете, этот рецепт азербайджанцы взяли у нас. Все-таки в Турции раньше придумали готовить баклаву.
