Ознакомительная версия.
Гранжье спросил меня, что случилось.
Я закричал ещё громче: «Они обманули нас! Это мошенники!»
Тут и Пьерсон, сидящий впереди с московской серебряной чашей на руках, в которой мы заваривали чай, тоже закричал: «Стой!»
Мошенники-евреи выпрыгнули из саней, взяли лошадей под уздцы, и направили лошадей в сторону канавы. Я, к счастью, лежал на спине, мои ноги свешивались за борт, поэтому я лишь соскользнул с саней на снег, но мои товарищи пролетели более двадцати пяти пье и приземлились на обледеневшее дно канавы. Под их яростные крики и ругань, евреи, сумевшие удержать лошадей, не позволили саням скатиться в кювет, и, понемногу вывели их снова на дорогу. Мерзавцы попытались сбежать со всем нашим багажом, но я рубанул одного из них саблей по голове. Еврея спасла только его меховая шапка, иначе, я бы точно разрубил его голову. Я ударил ещё раз, но тот отбил удар рукой. Евреи наверняка бы сбежали, но подоспел Пьерсон. Остальные, все ещё оставаясь на дне глубокой канавы, ругались и кричали нам, чтобы мы убили их обоих. Тот, кого я ударил, сбежал по льду водного канала, а второй умолял о пощаде, уверяя, что то была идея его товарища. И все же Пьерсон несколько раз ударил его плашмя саблей, а тот все ещё умолял его о прощении, называя нас «генералом» и «полковником».
Пьерсон взял лошадь под уздцы, а еврею приказал спуститься и помочь нашим товарищам. Тот кинулся выполнять приказание, и был ещё раз вознаграждён хорошим ударом кулака. Когда все собрались, Лебуд объявил, что сани и лошади теперь наши, ведь эти двое негодяев пытались убить нас и завладеть нашим имуществом.
Мы приказали еврею везти нас очень быстро и кратчайшей дорогой, но все же пришлось вернуться и начать все сначала.
Мы уже подъехали к городу, и тут еврей захотел заглянуть домой, чтобы взять кое-что. Без сомнения, он хотел выдать нас казакам – они уже вошли в город. Мы угостили еврея ударом сабли по спине, и пригрозили, что убьём при малейшей попытке войти в город.
Естественно, еврей тут же повернул направо, к дороге, по которой ушла армия – далеко вдали ещё виднелись последние ряды колонны. Через четверть часа мы их догнали, а затем и обошли, оставив далеко позади.
Я сидел в задней части саней. Решив прилечь, я случайно зацепился за какую-то жердь, вылетел из саней на шесть пье и потерял сознание. Мамлюк-квартирмейстер[98] поспешил ко мне и помог сесть. Прибежали и мои товарищи, думая, что я ранен, но, к счастью, одежда смягчила удар. Кроме того, конец жерди был обтянут овчиной.
Меня подняли и помогли снова занять своё место в санях. Если не считать плохого самочувствия из-за болезни, я совершенно не пострадал.
Около девяти утра мы прибыли в большую деревню. Народу там было уже много. Мы решили зайти в дом погреться. Чтобы нас не обокрали, сани мы поставили у входа в дом, а еврею приказали быть с нами.
От других солдат мы узнали, что здесь можно купить селёдки и можжевёловой водки. Друзья очень заботились обо мне, хотя у всех них были поморожены ноги. Поэтому я взялся добыть немного провизии, а перед самым уходом попросил товарищей зорко присматривать за санями.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьерсон, – я лично отвечаю за их сохранность.
Я взял с собой нашего еврея в качестве гида и переводчика. Он привёл меня в дом одного из своих друзей, у которого имелись селёдка, немного можжевёловой водки, и что-то вроде пирожных из ржаной муки. Пока я согревался за бокалом водки, я заметил, что мой еврей исчез вместе со своим приятелем. Ещё минуту назад я видел, как они разговаривали. Понимая, что он уже не вернётся, я пошёл обратно к друзьям. Я подошёл к крыльцу и увидел, что саней нет. Мои товарищи грелись и отдыхали. Они спросили меня о провизии. А я спросил их о санях. Они выглянули на улицу – сани исчезли! Не говоря ни слова, я швырнул продукты на пол и, чувствуя себя разбитым и несчастным, прилёг на солому рядом с печью. Через полчаса прозвучал сигнал сбора – нам сообщили, что через два лье будет место, где все желающие смогут получить сани, поэтому в Гумбиннен мы сможем прибыть в тот же день.
В указанном месте имелось большое количество саней, сразу после погрузки поступила команда отправляться. Я почувствовал себя плохо – меня укачало. Некоторое время я шёл пешком, но чуть не умер от невыносимого холода. К счастью, мои товарищи вовремя заметили, что я отстал, и вернулись за мной. Дальше я уже только ехал. В Гумбиннен мы приехали довольно поздно, но благополучно получили ордер на ночлег, тёплую комнату и солому.
Первое, что требовалось выяснить после поселения – это узнать, где можно купить чего-нибудь съестного. Хозяин, с виду казавшийся хорошим человеком, заверил, что приложит все силы, чтобы достать то, чего нам хочется. Через час он принёс нам суп, жареного гуся и картофеля, пиво и водку. Мы пожирали его глазами, но, к сожалению, гусь оказался таким жёстким, что съесть его мы не смогли, обошлись картофелем.
Я отправился в город вместе с сержантом-майором Удитом, чтобы купить чего-нибудь. Случай привёл нас в дом, где Удит встретил одного из своих земляков – хирурга-майора. Его поселили вместе с остатками его полка – двумя офицерами и тремя солдатами. Выглядели они плохо – почти у всех отсутствовали пальцы рук и ног. Один человек предложил нам купить у него лошадь и сани, что мы и сделали, уплатив восемьдесят франков.
На следующий день, 18-го декабря, после неоднократных попыток доесть гуся, который со вчерашнего вечера нежнее не стал, мы сели в сани и отправились в Велау,[99] где нам было предписано переночевать. Едва мы выехали из города, как Пьерсон, который управлял санями, но абсолютно не владевший этим искусством, так неловко повернул, что сломал ось и вывалил нас в снег. Мы пошли к ближайшему дому и попросили оказать нам помощь в ремонте саней, а пока крестьянин занимался этим делом, мы грелись и отдыхали, но когда мы вышли, оказалось, что все наше оружие исчезло. Пруссаки забрали наши ружья и заперлись в доме. Мы кричали и клялись:
– Мы получим назад наши ружья, иначе подожжём дом!
Но крестьянин клялся в свою очередь, что он никого и ничего не видел. Нам оставалось только уйти. К счастью, примерно через час, мы встретили повозку, которая утром выехала из Гумбиннена, везя партию ружей для Императорской Гвардии, так что мы снова были вооружены. Наконец, в три часа дня мы прибыли в Велау.
В деревенской гостинице, в ожидании своих ордеров, собралось более двух тысяч солдат. К нам подошёл какой-то здоровенный прусский негодяй, и сказал, что если надо, он недорого сдаст нам комнату в своём доме. Есть хорошо протопленная комната, солома для постели и конюшня для лошади. Мы охотно согласились и пошли к нему. Лошадь он отвёл в конюшню, а нас повёл на второй этаж показать комнату. Не очень чистая, солома тоже так себе, зато тепло – сейчас для нас это было самое важное.
Ознакомительная версия.
