Нацисты попятились назад, и тут начал реализовываться в полной мере план Сергея Николаевича. Подпустив нацистов поближе, партизаны, сосредоточившиеся в предместьях Триеста, ринулись в атаку. Небольшими группами они врывались с разных сторон в ряды нацистов, тут же отступали и совершали новый наскок. Действия партизан поддерживались непрерывным огнем пушек и минометов.
В центре отважно сражался отряд Анри Дюэза: партизаны закидывали нацистов гранатами. На одном из флангов косил гитлеровцев из автоматов отряд крепыша-болгарина. Сильвио носился среди немцев на своем броневике, сбивал их с ног, давил, расстреливал. Сделав свое дело, он исчезал, а потом вновь появлялся в другом месте.
В конце концов у нацистов создалось впечатление, что противник бросил против них крупные силы. А партизан было всего двести человек, двести смелых борцов за свободу!
Гульбах, наконец, понял, что орудия бьют по ним только со стороны Триеста. Первое, что ему пришло в голову, - это то, что Карранти предал их: постарался сделать так, чтобы немцы вывели из города свои войска, и открыл Триест для союзников, высадивших десант. Дивизии был дан приказ отойти в сторону гор и там укрепиться: получив передышку, легче будет разобраться, что происходит в тылу дивиаии. Но отступление к горам не принесло немцам ничего хорошего. Танки, наехав на мины, взлетели в воздух; дороги под ногами фашистов вздыбились взрывами. Из триестинских предместий продолжали бить пушки и минометы; загремели выстрелы и со стороны гор.
Взбешенный Гульбах приказал своему авангарду повернуть дальнобойные орудия на Триест.
Когда дальнобойные орудия Гульбаха начали бить по Триесту, Ферреро дал отрядам приказ прекратить огонь и незаметно отойти. Задача была выполнена: каратели были разгромлены. Партизаны заплатили за это дорогой ценой: из двухсот человек Анри Дюэз и крепыш-болгарин привели в бригаду только сорок. Но основные силы бригаде удалось сохранить.
...Спустя немного времени Гульбах с остатками своей изрядно потрепанной дивизии, не встретив никакого сопротивления, вошел в Триест и обнаружил, что город в руках... у гитлеровцев! Гитлеровцы, находившиеся в городе, тоже были ошеломлены, узнав, что по Триесту била немецкая же артиллерия!
Гульбах прежде всего послал за Карранти. Ему доложили, что Карранти убит. Горничная, когда ее развязали, рассказала о таинственном ночном визите. Выяснилось, что вскоре после этого кто-то бросил недалеко от виа Фортуна взрывчатку в грузовик с нацистами. По всем признакам, в обоих случаях действовал один и тот же человек. Припомнили немцы и недавний взрыв в "Иль Пикколо" и бой в пещере...
Гульбах в помощь тем, кто уже преследовал Мехти, направил новую погоню.
Долгий и трудный путь проделал Мехти, прежде чем добрался до села Великий Дол.
По дороге он сумел запутать следы, и пока нацисты кружили где-то, решил хоть немного отдохнуть и набраться сил. А потом снова в путь. Все село было на ногах: сюда доносился грохот далекого боя. Крестьяне радушно приняли Мехти, сразу же смекнув, что это партизан.
Мехти спал как убитый, а крестьяне следили за дорогами. Не прошло и получаса, как к дому, где отдыхал партизан, прибежала запыхавшаяся девушка и предупредила, что немцы окружают село. Крестьяне разбудили Мехти и проводили его на дорогу, ведущую в деревню Витовле.
Снова Мехти уходил от врага... Ноги уже не слушались его, он часто спотыкался о камни, падал, снова вставал и шел, шел, не оглядываясь назад. Он смертельно устал.
Есть же предел тому, что может вынести человек!.. Каждое появление Мехти в Триесте было подвигом, а появлялся он там не однажды. Сколько раз врывался он в логово врага, совершал, казалось, немыслимое и в конце концов уходил.
Уходил он и сейчас - усталый, измученный, еле держась но ногах. "Только бы немного отдохнуть; хотя бы чуточку отдохнуть!"
Впереди, в предрассветных лучах солнца показалась деревня Витовле. Здесь Мехти нередко приходилось ночевать. Сильно хромая, опираясь на автомат, Мехти вошел в деревню. Крестьяне узнали его, спрятали, перевязали ему раны.
Спустя два часа деревню окружили гитлеровцы. Они перекрыли все дороги, подтянули к деревне артиллерию. Бой в пещере не был ими забыт, и они уже не представляли себе борьбу против одного партизана иначе, как с помощью артиллерии.
Мехти разбудил шум на улице. Он выглянул из чердачного окна и увидел, что нацисты сгоняют крестьян на деревенскую площадь. Площадь была недалеко от дома, в котором скрывался Мехти.
Нацисты выгоняли из домов и женщин с детьми, и стариков, и даже больных. Дворовые псы с лаем бросались на солдат; гитлеровцы стреляли в них. Крестьян они били прикладами. Но никто не стонал, не кричал. Кричали только нацисты, крестьяне же шли на площадь молча. Они молчали и тогда, когда немцы, собрав их на площади, предложили им указать дом, где прячется партизан. Предателей среди крестьян не оказалось. Тогда гитлеровцы пригрозили крестьянам поджечь деревню и уничтожить всех жителей, вместе с детьми и стариками. Люди стояли молча, в упор глядя на нацистов.
И Мехти увидел, что гитлеровцы готовы привести свою угрозу в исполнение. Он увидел, как запылали первые дома, увидел, как нацисты собираются стрелять по стоявшим на площади крестьянам...
Скулы на лице Мехти обозначились резче; он снял свой автомат. Рисковать жизнями ни в чем не повинных людей Мехти не мог...
Длинная автоматная очередь повалила нескольких нацистов. Это спасло деревню и ее мужественных жителей.
Открыв огонь, Мехти тем самым обнаружил себя. С ликующими возгласами нацисты кинулись к дому.
"Теперь, пожалуй, конец" - подумал Мехти.
На чердак нацелились стволы орудий.
- Сдавайтесь! - крикнул эсесовский капитан. - Тогда мы не будем стрелять!
Мехти не ответил ему.
- Сопротивление бессмысленно! Сдавайтесь!
Мехти молчал. Он мысленно прощался со всем, что было ему дорого. Города и люди оживали перед его взором. Родные, любимые города! Баку. Улица Касума Измайлова, где он провел свое детство; художественное училище... Москва - он словно услышал бой часов Спасской башни!.. Ленинград. Нева, прозрачные журчащие фонтаны в Петергофе... Красавец Тбилиси, героический Сталинград... Великая, необъятная Родина!.. Родные, любимые люди... Сдержанный, добрый Сергей Николаевич. Вася! Родной Вася! И биби, которая вырастила его... Она, чудилось, гладила его по волосам своей загрубевшей старческой рукой и тихо говорила: "Сын мой... Мехти... Таким я и хотела тебя вырастить... Только таким".
Нацисты ждали, что ответит им партизан.
Ответа не последовало.
Тогда эсесовский капитан, подозвав одного из местных стариков, приказал ему войти в дом и передать партизану, что если он сдастся, нацисты обещают подарить ему жизнь, если же станет сопротивляться, то по нему будут бить из пушек... На размышление ему дается пять минут.
