Перон ищет спасательный круг. Кого же теперь убрать, чтобы получить шанс удержаться в Каса Росада?
Лихоимство Хуана Дуарте перешло всякие границы. Он брал огромные взятки за лицензии на импорт. Нет больше сестры, чтобы защищать распутного красавца, осыпать его поблажками. И все же скандальные делишки Хуана Дуарте получили огласку независимо от желания Перона.
Дуарте готов бежать за границу. Собирает чемоданы. В разгар сборов появляется Перон, бледный и насмешливый. Все входы и выходы блокированы тайной полицией. Он похлопывает Хуана по плечу. Говорит, что не желает зла своему секретарю. Он так же опечален, как и сам Дуарте. Речь идет о том, чтобы убедить его не пятнать своим бегством память сестры Эвиты и режим Перона.
Пятнадцать министров, делегированных ранее, чтобы убедить Дуарте в гигиенической необходимости покончить самоубийством, не добились успеха своей миссии. Хуан Дуарте отказался пустить себе пулю в лоб ради поддержания здоровья режима.
Теперь Перон лично явился сделать последнюю попытку.
Он здесь, в комнате Хуана Дуарте, элегантный, жизнерадостный покровитель девушек из Оливоса. Перон советует Хуану Дуарте самому решить вопрос, «по-благородному». Стиль великого фаталиста. Разумеется, красивый парень допустил ошибки, но, честно говоря, правильно делал, что пользовался благами жизни.
Дуарте остается один на один с Пероном. Нет больше Эвиты, чтобы поругать его и спасти одновременно. А Перон подталкивает его, подталкивает… Он во второй раз освободится от Эвиты посредством этого Дуарте, которого она когда-то приставила к генералу, чтобы контролировать каждый его шаг.
* * *
О смерти Хуана Дуарте сообщили, лишь убедившись, что в семействе Дуарте ведутся приготовления к похоронам. Он выстрелил себе в голову, информировали газеты. Предварительно Хуан Дуарте попросил освободить его от обязанностей секретаря президента, ссылаясь на плохое здоровье. Он оставил неоконченное прощальное письмо:
«Я пришел с Эвитой. Я ухожу с ней. Покидаю этот мир, полный ненависти к негодяю…»
Был также постскриптум:
«Я чист как белый снег. Никто не сможет доказать обратное. Мой последний поцелуй — матери. Извините за почерк. Простите за все».
В тот же день Перон произнес речь:
— Я заставлю соблюдать установленные максимальные цены на продовольствие с помощью войск, ударами прикладов!
10 апреля 1953 года Перон из осторожности заявил по радио, что Эвита как была, так и осталась бедной. По его словам, на момент смерти у нее были лишь какие-то крохи. На стенах по всему городу расклеили огромные плакаты, на которых Перон в синем рабочем комбинезоне прогонял старую ведьму с сумой, набитой долларами.
Перон вопил:
— Теперь остается лишь повесить на деревьях членов оппозиции!
И добавлял:
— Носите в карманах проволоку, чтобы задушить тех, кто нападает на меня и хочет меня оклеветать!
В разгаре кампания по расследованию хищений в администрации. Перон провел чистку аппарата, многих выгнал. Он отправил в отставку министра обороны, полковника Мерканте и троих депутатов. 15 апреля в своей очередной речи Перон объявил, что за одну ночь арестовано семьдесят пять спекулянтов. Не успел он закончить свою речь, как в сотне метров от правительственной трибуны взорвались две бомбы.
Государственный департамент прекратил выдачу кредитов, а рабочие требовали повышения оплаты труда, в то время как персонал Перона получал все в первую очередь, хотя занимался исключительно неумеренным восхвалением президента. И эти две бомбы взорвались, казалось, только ради развлечения, чтобы внести разнообразие в надоевшее всем славословие. Неизвестно, была ли это провокация или настоящее покушение, но паника, овладевшая толпой, перешла в ярость.
— Чего вы ждете? — кричал Перон. — Чего вы ждете? Громите их!
Группы перонистов увлекли народ за собой. Не прошло и двадцати минут после речи генерала, точку в которой поставили две бомбы, как здание Жокей-клуба загорелось вместе с картинами и предметами искусства. Штаб-квартиры остальных партий тоже подверглись нападениям. Загорелся Народный дом, в подвале которого находилась типография газеты социалистов, основанной в 1894 году. Несколько лет назад Перон уже закрывал эту газету, придравшись к какой-то мелочи. Теперь бомбы могли дорого обойтись тем, кому не в чем было себя упрекнуть.
Народный дом находился в девятистах метрах от полицейской префектуры. Полицейские прибыли, но только для того, чтобы помешать пожарникам тушить пожар и арестовать зрителей, попытавшихся погасить пламя…
Стало известно, что от взрыва двух небольших бомб погибло шесть человек. Жокей-клуб продолжал гореть. Прекрасные восточные ковры потрескивали в пламени, безрадостно стреляли пробки бутылок шампанского. Картины Гойи и Веласкеса разлетались на ветру хлопьями черного пепла.
Перон проводил парад своих войск перед Каса Росада. Они шли, печатая шаг, а толпа криками приветствовала военных. Слегка наклонившись вперед, Перон поднял руку.
Внезапно над толпой разлилась необыкновенная тишина. Раздался голос Эвиты. Голос звучал хрипло под иглой проигрывателя, воспроизводящего его с пластинки. В углу площади на башенных часах министерства труда стрелки все так же показывали восемь часов двадцать пять минут, час кончины Эвиты. Немедленного оцепенения масс удалось достичь без особого труда. Перон прибегал к призрачному голосу Эвиты, как Наполеон прибегал к своей гвардии.
Облака листовок опустились на толпу, гулявшую в парке Палермо. Продавцы содовой и бутербродов притихли, сознавая значительность момента. В рамках все той же мизансцены значительные полицейские силы сосредоточились вокруг агентств американской прессы.
Вдруг в громкоговорителях раздался дрожащий голос Перона, будто тот сдерживал волнение, вызванное потусторонним явлением:
— Я бы приказал арестовать собственного отца, если бы узнал, что он спекулирует на цене мяса…
Загремели аплодисменты.
— Я уйду со своего поста, когда вы перестанете поддерживать меня, мужественные люди, — продолжал Перон.
Снова разразились аплодисменты.
* * *
На следующий день Перон объявил, что за пожар в Жокей-клубе несут ответственность вандалы-социалисты. Однако месяц спустя изданный правительством декрет вошел в противоречие с этим утверждением, так как Жокей-клуб был распущен и государство завладело его участками и имуществом.