— Правильно!
— Нечего с ними цацкаться!
— Много у нас недостатков, большая разруха. Крестьяне жалуются: нет мануфактуры, нет обуви, соли. Но где же эта соль, товарищи? На Крымском полуострове, где хозяйничает сейчас барон Врангель. А ту соль, что у нас есть, Советская власть старается распределить справедливо. Но контрреволюционеры и бандиты перехватывают поезда, везущие соль, и пускают их под откос. Для кого стараются бандиты, кому они расчищают дорогу? Барону Врангелю и всякой контре. Но недолго им осталось хозяйничать на нашей земле. Уже и сейчас есть такие волости и уезды, где беднота, объединившись, стала бороться с бандитами и выметать их из своих сел. Я призываю вас, товарищи, быть хозяевами своей земли, своей рабоче-крестьянской державы! Смерть буржуям! Да здравствует Ленин, за здравствует власть Советов!
…У входа в театр Петровского ожидало несколько человек, чтобы сопровождать его на новый митинг.
В «Паласе» собрались вчерашние хлеборобы, а ныне мобилизованные — новое пополнение Красной Армии. На коленях узлы, торбы с харчами, противогазные сумки, на ногах постолы, сапоги, некоторые вообще босиком. Люди все шли и шли, уже не на что было сесть, негде встать.
— Петровский, Петровский! — прошелестело по рядам.
Кто-то хлопнул в ладоши, и тут же зааплодировал весь зал.
Петровский встал из-за стола президиума и подошел к самому краю сцены.
— Дорогие товарищи! — сказал он, и в зале наступила тишина. — Теперь, когда я обращаюсь к вам, недавним хлеборобам и завтрашним непобедимым бойцам Красной Армии, я вспоминаю начало революции. Вернулся я из ссылки, а два моих сына заявили мне, что хотят пойти в Красную гвардию драться с душителями революции. «Вы еще молоды, сперва выучитесь, — сказал я им, — больше принесете пользы революции». Но они мне ответили, что теперь главная наука — борьба. И я с ними согласился. На поле битвы рабочий человек учится, как побеждать своих врагов. Теперь я говорю это потому, что обращаюсь к вам, как к своим сыновьям.
Неожиданно с шипением и треском под высоким потолком ярко вспыхнул и погас свет. За стеной хлопнул выстрел… Сутолока, шум, крик…
Григорий Иванович остался на сцене.
— Товарищи, успокойтесь, — громко сказал он в темный зал. — Вероятно, замыкание, сейчас исправят и появится свет. Из-за чего переполох, товарищи? Вы должны быть смелыми и мужественными. Вам предстоят тяжелые бои. Красная Армия ужо три года воюет в неимоверно тяжелых условиях, она закалилась в жестоких сражениях и беспощадно громит врагов Советской власти Капиталисты всех стран, отстаивая свои интересы, объединяются для общей борьбы с нашей страной. Разве Врангель мог бы устоять против Красной Армии, если бы капиталисты Англии и Франции не снабжали его оружием, снаряжением, продовольствием? Чтобы рабоче-крестьянская Красная Армия победила всех врагов революции, надо снабдить ее всем необходимым. Я верю в то, что рабочие и крестьяне сделают все, чтобы воины ни в чем не нуждались!..
7
Агптпоезд взял курс на север Украины. Он катил по старым, заржавленным рельсам, по которым, видно, за всю гражданскую войну не прошел ни один состав. Между трухлявых шпал росли лебеда и крапива, а пауки безнаказанно плели свое кружево.
Разговоры об агитпоезде взбудоражили всю округу. Молва быстра, как молния, особенно когда люди ждут тепла и света. «Ни тебе телеграфа, ни почты с почтовой тройкой, ни быстроходных машин, — размышлял Григорий Иванович. — Спрашивал, откуда известно о прибытии поезда, ответ один — „сказывают“, и все тут».
Правда, для срочных надобностей при поезде была своя «кавалерия» — пять велосипедистов. Но они не успевали еще оповестить села, а народ уже спешил к поезду.
На первом же разъезде поезд остановился, и Петровский направился к местному начальству, чтобы пригласить его для беседы. Решался только один вопрос: как поскорее известить председателей ближайших сельсоветов о приезде агитпоезда.
Они должны были взять и распространить в клубах и хатах-читальнях листовки для публичного чтения, получить небольшие библиотечки, доложить о состоянии дел на местах.
На одной из узловых станций завхоз приобрел у жителей для питания персонала немного овощей и фруктов и с радостью сообщил об этом Петровскому.
— Григорий Иванович, — тихо позвал с улицы ординарец Чубок, — тут бабуся из села с вами поговорить хочет.
— Помоги ей, Андрей, подняться в вагон.
В проеме двери показалась старушка в ветхом полотняном одеянии, в постолах на босу ногу, с кривой палочкой в сухой руке.
Петровский предложил ей сесть.
— Благодарствую, что не минули нас, — усаживаясь, вздохнула бабуся. — Услыхала от народа, что Петровский приехал. К нам в село уже приходила ваша комсомолия и подарила книжки в хату-читальню, листовки огласила народу. Сразу видать — хлопцы душевные, геройские, благожелательные к беднякам. Я и подумала: а не сходить ли мне к товарищу Петровскому… да не рассказать ли ему про все наши беды? Послушаете старую?
— Рассказывайте, охотно послушаю, — ответил Григорий Иванович и взглянул на Оленку-секретаршу, сидевшую за маленьким столиком в углу приемной и готовую в нужный момент записать все необходимое.
— Перво-наперво про кулака да про нас, темных. Отобрал, значит, сельсовет у кулака Харлампия полдесятины для нас — шестерых горемычных вдов. Клятый Харлампий нарочно отрезал эти полдесятины не ровным куском, а клином. По правде говоря, с кулаками у нас еще не отвыкли цацкаться, еще потакают им, боятся. Вот так и с тем клином вышло — смолчал сельсовет.
— Напрасно! — стукнул карандашом по столу Петровский.
— И я так говорила. Ну, значит, пошли мы делить тот кулацкий клин. И саженью меряли, и веревкой пробовали разбить на шесть делянок — ничего у нас не вышло!
Обидно нам стало, одурели мы от этой дележки. А кровопивец Харлампий стоит за плетнем и зубы скалит. «Да вы, — говорит, — голь перекатная, двум свиньям жратву не разделите, а беретесь мою кровную земельку делить». Вот я и пришла просить вас, чтобы прислали грамотея, который смог бы разделить тот проклятущий клин на шесть равных частей. Найдется такой у вас?
— Такой землемер у нас есть. Только зачем вам резать тот клин! Посадите сообща на нем картошку, а урожай разделить легко: и вам будет хорошо и мироеду черная досада. Еще скажу вам: скоро настанет такое время, когда не надо будет делить кулацкую землю, а вся она станет нашей.
— Точно гора с плеч, как вас послушала. А теперь, если у вас есть минута, хочу рассказать про свое… — Она с опаской покосилась на секретаршу и ординарца.
