знакомых, с которыми он привык каждый день общаться. У Есенина не было ни симптомов, ни последствий алкоголизма. Более того. Но вы не знакомы в нашей практике с понятием аллергии – неприятия организмом тех или иных веществ, органических или минеральных. Это крайне тяжелое и неизученное заболевание. Скажу одно. У Есенина была аллергия на алкоголь. На разные виды алкоголя степень реакции разная, но в принципе. Отсюда отечность лица, раздражение на коже и острый отклик вестибулярного аппарата. Характерно, что аллергия давала отклик на лице, но совершенно не затрагивала тела: оно оставалось свежим и очень молодым». (Цитирую по названной книге Н. Молевой) В мемуарах о последних годах жизни поэта действительно часто упоминалось, что у Есенина была плохая кожа, лицо серое, одутловатое. При жизни поэта соблюдалась врачебная тайна…
Пречистенка, дом 21 (вход со стороны Мансуровского переулка)
Еще раз об алкоголизме поэта
Малая Никитская, дом 27. Справочник «Вся Москва» за 1925 год сообщает, что здесь жила лор поликлиники Большого театра, Мария Васильевна Налетова. Слушали ее как Господа Бога! К ней обращался и поэт Сергей Александрович Есенин по совету Натальи Михайловны Вавиловой, гомеопата. Даже близкие друзья – Грузинов, Наседкин – говорили, что голос поэта в последние его годы был сиплым, низким, пропитым… Слово профессионалу: «При чем здесь «пропитой»? Стертые связки. Патологически израсходованные. От выступлений. На большую аудиторию. Можно сказать, по-народному, «надсаженный» голос. <…>По оперной шкале, драматический тенор. Такой голос нужно расходовать очень осторожно. Он об этом годами не думал. Простужался и читал. Всегда безотказно. Часами. А голос можно использовать очень дозированно, откликаться на малейшее общее недомогание. Очень тяжелое положение со связками. Я так и сказала. Он просил о каких-нибудь «скоростных методах». Такого в нашем деле не бывает. Ингаляции, прижигания – это все время и режим. <…>Я попросила его сказать несколько фраз. Не надрывая голоса. Как бы для себя. И, знаете, он начал читать «Любовь хулигана». Ну, хулиган – это необязательная рисовка. Он был слишком внутренне интеллигентен, чтобы даже успешно позировать на такую роль. Он читал стихотворение за стихотворением, а я – я не могла его остановить. Как же ему нужен был полноценный голос, полное смыкание связок! И они были у него достаточно хорошо разработаны и – переработаны. Не всякий оперный певец этим может похвастать, а он, поэт … Лечиться? Систематически? Нет, это было явно невозможно. Не тот характер. Не те обстоятельства. А вот томик свой он мне в задний след прислал – не забыл: «Марии Васильевне – с низким поклоном и уважением. С. Есенин».
Малая Никитская, дом 27
А вы говорите, помню ли!» Еще обе женщины – и лор, и гомеопат – констатировали очень запущенный легочный процесс. И, что удивительно, при наличии любящих заботливых женщин в большом количестве, абсолютное одиночество, отсутствие ухода и заботы. Поэт кашлял, покрывался потом, часто находился в состоянии полного бессилья. Тут уместно вспомнить, что и отец, и сестра поэта Катя были астматиками. Напрашивается вывод, что у поэта был не выявленный наследственный недуг – астма передается по наследству. Мария Васильевна отмечала, что Есенин был очень застенчив. Позволял осматривать себя только через рубашку. В воспоминаниях двух женщин-врачей поэт предстает перед нами таким скромным, милым, деликатным… И что особенно ценно в их воспоминаниях: Сергей Есенин алкоголиком не был.
Начало Тверского бульвара, где до 1950 года стоял памятник Александру Сергеевичу Пушкину работы скульптора А. Опекушина, было для Сергея Есенина местом священным. Куда бы он ни спешил, всегда останавливался у бронзового двойника любимого поэта, один или в дружеской компании сидел, бывало, на тяжелых цепях, окружавших постамент, или на лавочках неподалеку… Сидел, подолгу вглядываясь в строгое, задумчивое лицо молчаливого кумира, словно ожидая одобрения, участия, успокоения. Вот так, сидя на бронзовых цепях у памятника, соревновались в написании сонетов, только что представленные друг другу Катаевым, Сергей Есенин и Эдуард Багрицкий… Одна из главок воспоминаний о Есенине поэтессы Надежды Вольпин даже называется «В гостях у Пушкина». Она пишет: «Хозяин чугунный, в крылатке, шляпа за спиной. Стоит еще лицом к Страстному монастырю. А мы, его гости, сидим рядком на скамье. Втроем: я в середине, слева Есенин, справа Мариенгоф. Перед лицом хозяина Анатолий отбросил свою напускную надменность. Лето, губительное жаркое лето двадцатого года в разгаре».
Памятник А.С. Пушкину
Проходя как-то зимней ночью 1923 года, Матвей Ройзман и Сергей Есенин увидели памятник в неверном свете четырехгранных фонарей, и поразились: темно-бронзовый Пушкин показался отлитым из гипса. Тогда, видимо, и родилась есенинская строка «Блондинистый, почти белесый…» И на юбилее Александра Сергеевича в 1924 году Есенин прочел свое знаменитое посвящение любимому поэту. Некоторые слушатели были возмущены вольным обращением Есенина к Пушкину как равного к равному, но гениальный Есенин оказался провидцем: его памятник работы скульптора А. Бичукова стоит на Тверском бульваре с 1995 года, неподалеку от памятника А.С. Пушкину, который перенесли на место разрушенного в 1938 году Страстного монастыря. А грациозный юноша, поражающий прохожих одухотворенностью и обаянием, стоит на том месте, где живой Есенин в последний раз встретил своего друга Мариенгофа, накануне поездки в Ленинград. Последнюю их встречу описала Анна Никритина, жена Анатолия Мариенгофа, актриса Камерного театра. Мариенгоф сидел на лавочке напротив театра (нынешний Московский драматический театр имени А.С. Пушкина) – ждал жену. Мариенгоф: «Куда торопишься, Сережа?» Есенин: «Пойду с ним попрощаюсь». Мариенгоф: «С кем это?» Есенин: «С Пушкиным». Мариенгоф: «А что с ним прощаться?
Тверской бульвар – место, где стоял памятник А.С. Пушкину во времена С.А. Есенина.
Памятник С.А. Есенину на Тверском бульваре
Он, небось, никуда не уезжает». Есенин: «Может, я далеко уеду». И уехал… 31 декабря 1925 года траурная процессия три раза обнесла гроб с телом Есенина вокруг памятника А.С. Пушкину.
Этот дом на Пречистенке, сохранившийся с екатерининских времен, за высокой оградой со львами, сам по себе уже заслуживает внимания. Он принадлежал военному губернатору Москвы И.П. Архарову. Солдатам его полицейского полка мы обязаны возникновением слова «архаровец» – хулиган, громила. В гостях у следующего владельца дома, сенатора И.А. Нарышкина, дяди своей жены, предположительно бывал А.С. Пушкин. И, доподлинно известно, что бывал в нем Н.В. Гоголь
