В нашей ночной компании, а раз компания, то скучать не приходилось, каждый захватил по бутылке, было несколько наших сотрудников, в том числе Игорь Кривцов и Женя Ельяшкевич. Через несколько месяцев, в июле 1971, так же, как и девять лет назад, мы с Женей в один день стали обладателями новых автомашин. Кстати, почему-то июль месяц стал для меня “автомобильным” месяцем — третью и последнюю автомашину в Советском Союзе я тоже приобрел в июле. Первая наша поездка, сразу же после покупки, состоялась в Таллинн, и я впервые почувствовал, что такое езда со скоростью в сто и больше километров в час.
Так получалось, что автомобильный вопрос в нашей семье, прежде всего из-за меня, был почему-то более приоритетным, чем квартирный. Об этом нам не раз указывали некоторые наши знакомые, “нормальные” в этом плане. После того, как мы получили квартиру, прошло много лет, особенно существенных для нашего сына, который за это время из первоклассника превратился во взрослого человека, студента-старшекурсника.
Еще раньше для граждан Советского Союза появилась новая возможность улучшения жилищных условий. Я имею в виду возможность приобретения кооперативных квартир. На моих глазах стало владельцами кооперативных квартир практически большинство моих знакомых и сотрудников, которые не могли рассчитывать в обозримом будущем получить бесплатную, государственную квартиру. Записался и я на трехкомнатную кооперативную квартиру, даже выбрал неплохой район, и через два-три года моя очередь подошла. Еще до этого мы начали обсуждать, что следует предпринять для того, чтобы нам разрешили стать владельцами кооперативной квартиры без потери существующей. Просто оставить квартиру Мише мы не могли, он тогда был студентом второго-третьего курса, не имел реального заработка — стипендия таковым не считается.
Существовал единственный путь, которым, кстати, пользовались многие в нашей ситуации — развод, формальный развод, в результате которого один из нас, родителей, как бы оставался в старой квартире, а второй вместе с сыном поселился бы в новой. Но Нонна категорически возражала против развода, каким бы фиктивным он не был. И никакие уговоры не помогали: “Я тебя знаю, потом ищи-свищи...” Конечно, деловые люди нашли бы какой-нибудь выход. Но мы, прежде всего я, спасовали. Мне звонили из городского отдела по распределению жилплощади два или три раза, в том числе один раз на работу. Я отказывался от предложения. Последний раз женщина не выдержала: “Вы хоть понимаете, что вам предлагают? Может быть, вы плохо себя чувствуете, что-нибудь с головой, может быть, мне лучше поговорить с вашей женой”.
Были у нас и варианты с обменом нашей квартиры на большую. Но они нас не устраивали: либо фактическая площадь предлагаемой двухкомнатной квартиры была меньше площади нашей однокомнатной, либо требовалась такая доплата, которая сводила к нулю стоимость нашей квартиры. Однако главной причиной того, что наши жилищные условия из года в год не менялись, я думаю, была пассивность. В какой-то мере, очень незначительной, можно было бы оправдать себя, говоря о качестве нашей квартиры и о наличии рядом с домом гаража. Но.
Мише было очень неспокойно и некомфортно жить на кухне. С ранних студенческих лет у Миши появились два, как оказалось, очень серьезных увлечения или интереса, не знаю, как точнее определить. Это девочки и литература. С первым “увлечением” хотелось иметь контакт, хотя бы по телефону, в том числе тогда, когда он находился дома, а второе требовало уединения или, по крайней мере, спокойной обстановки.
И я начал думать и прикидывать, что можно сделать в пределах нашей квартиры, коль скоро в других масштабах пока ничего не получается. Я не буду приводить здесь рассмотренные варианты — чего-чего, а фантазии хватало. Остановился я и согласовал со всеми заинтересованными лицами, с сыном и женой, по-моему, неплохой вариант: из кухни делаем отдельную вторую комнату, а ванная комната получает дополнительную функцию — функцию кухни. Я понимал, что подобная реконструкция является незаконной, а поэтому в официальные инстанции не обратился.
В частном порядке я пригласил нашего водопроводчика, и он за несколько дней выполнил следующие работы: убрал из кухни раковину, подводку к ней воды и слив; перенес из кухни в ванную газовую плиту вместе с подводкой газа; сместил батарею отопления в ванной так, чтобы там лучше разместилась газовая плита. Я сделал съемную доску из толстой фанеры, которая закрывала ванну и позволяла ее использовать как стол, и пристроил к вытяжной трубе вентилятор — в ванной комнате можно было дышать даже при включенной газовой плите. Мы обклеили стены бывшей кухни обоями, и в распоряжении Миши оказалась нормальная уютная комната 9 кв. м, с большим окном и телефоном.
Но, как известно, за все надо платить. Наша жизнь в некотором смысле стала более напряженной. Мы стали бояться газовщиков. Наш постоянный мастер знал о нашей проделке, и его молчание оплачивалось двойными чаевыми. Но могли появиться и более важные газовые персоны. И мы решили вообще не пускать их в дом. Пару лет нам это удавалось. Но, в конце концов, наша афера стала известна. К нам, получив информацию, явился сам главный инженер треста Ленгаз. “Да, — сказал он, — я сталкивался со многими газовыми нарушениями, но такое “изобретение” я еще нигде не встречал. Здорово, но противозаконно. Вам придется все восстановить так, как было раньше. В противном случае мы вас отключим от газа”.
Делать было нечего, надо было выполнять распоряжение. Но мы были советскими людьми и хорошо знали, что существует более высокая инстанция, чем закон — это знакомство. И начали думать, кто бы смог нас защитить. И такой человек нашелся. Им оказался Юра Востриков, в то время первый или второй секретарь Кронштадтского райкома КПСС, соученик и друг брата жены, да и мой хороший многолетний знакомый. Все, конфликт был исчерпан, но по обоюдному согласию установлен предельный срок пользования нашим “изобретением” — до окончания Мишей института. Мне помнится, Миша жил в своей комнате еще около года.
У нас в отделе работал один оригинальный человек — Евгений Васильевич Галич. Женя не имел ни высшего, ни среднего технического образования, но его постоянно заносило на решение каких-то глобальных проблем, которые, как правило, он даже не мог сформулировать, не говоря о том, чтобы их решить. Тем не менее, во многих смыслах он был интересным человеком. Одним из его хобби было длительное проживание в одиночку в диких лесах. Чаще всего он проводил свой месячный отпуск глубокой осенью в лесах Приполярного Урала, обеспечивая себя охотой и тем количеством припасов, которые он мог нести в рюкзаке. Иногда, чтобы сэкономить в грузе в свой следующий поход, он закапывал свое ружье в каком либо памятном для него месте. Один раз, как потом он нам признался, это место он так и не смог разыскать. В молодости Женя серьезно болел туберкулезом, но полностью себя вылечил многочасовыми пешими прогулками и вот таким проживанием в экстремальных условиях в холоде и сырости, иногда под снегом. Он стал очень сильным человеком, мог навьючить на себя такой груз, о котором нормальный человек не мог даже и подумать. Также и насчет водки — и здесь ему не было равных. Он мог одним махом выпить подряд два стакана и даже не закусить.
