Вывод: Если началу предшествуют планы, то завершению — итоги. А для них, записанных под чертой определенного дела или периода жизни, надо иметь зарубки на память. Поэтому люди и собирают сувениры.
Переезд штаба
«18 марта 1981 г.
Переезд штаба».
Этой короткой фразой в два слова сказано много.
Во-первых, закончилось прозябание офицеров в старом и неухоженном помещении.
Во-вторых, подготовка к этому мероприятию у меня началась задолго до самого переезда, и состояла она в проверках готовности помещений, в замечаниях по поводу выявленных недостатков, в докладах, выматыванию нервов ради устранения выявленных недоделок и так далее.
В-третьих, не зря один переезд сравнивают с двумя пожарами. За один день это мероприятие, конечно же, проведено не было. Мне как коменданту штаба пришлось включиться в процесс очень даже активно, не только по кабинету «Ф-3», а и по другим помещениям.
«19 марта 1981 г.
ПМО-2 (противоминная оборона) — работа с тральщиком.
Проверка Таранова.
Проверку экипажа Таранова осуществлял некий капитан-лейтенант Потапенко, видимо, от управления 4-й флотилии. По материальной части было выявлено три недоработки, по документации — четыре.
Переезд штаба — от В. С. Малярова — 3; от В. В. Морозова — 1».
В переезде штаба нам помогали четыре моряка из двух экипажей.
Кстати, праздник «День подводника» официально был учрежден 15 июля 1996 года приказом Главнокомандующего Военно-морским флотом Российской Федерации № 253 «О введении годовых праздников и профессиональных дней по специальности» наряду с другими, такими как день Специалиста минно-торпедной службы (день Минера — а ведь звучит) — 20 июня, Инженер-механика — 10 января, Штурмана — 25 января и так далее.
Однако в годы моей службы на флоте День подводника как таковой официального статуса не имел, тем не менее народ не желал оставлять пробел в истории, и с легкой руки наших предшественников мы отмечали свой «день подводника». И происходило это… 13-го числа каждого месяца — это был день получки. Для суеверных людей 13-е число — тоже, наверное, божья отметина, хотя для меня это счастливое число. Факт получения денег существенно усугублялся тем, что в отличие от гражданки люди служивые аванса не получали.
«21 марта 1981 г.
Переезд штаба — Н. Н. Германов».
Переезд штаба продолжался. Нам в помощь на день выделялся контингент из экипажа капитана 2-го ранга Николая Никитовича Германова в количестве шести человек.
А мой бывший экипаж под командованием контр-адмирала Олега Герасимовича Чефонова поселился в непосредственной близости от меня и штаба, в котором я служил — на втором этаже.
Как-то уже возле новой казармы находились капитан 3-го ранга Шамиль Абдурахманович Насеров, капитан-лейтенант Анатолий Дмитриевич Головатов, мичман Михаил Михайлович Баграмян. Рядом были молодые лейтенанты, которые стояли спиной к проходящему мимо Олегу Герасимовичу Чефонову, уже контр-адмиралу, и не поприветствовали его, как положено по строевому уставу. Олег Герасимович молодых лейтенантов по-отцовски тут же и пригладил:
— Вы что, уже адмиралов не замечаете… — и так далее и тому подобное, то есть весь набор военно-морского прикладного многоборья на тему «Служи по уставу — завоюешь честь и славу».
А когда к Олегу Герасимовичу обратился Михаил Михайлович Баграмян:
— Товарищ контр-адмирал… — он выдал и ему тоже:
— А что, я тебе уже не командир?
Таким образом, Олег Герасимович от старого и заслуженного мичмана потребовал обращаться к себе не по строевому уставу, а по сложившейся военно-морской традиции:
— Товарищ командир.
«26 марта 1981 г.
Переезд штаба — В. В. Морозова — 4».
В этот день для переезда штаба в новую казарму из экипажа Виталия Васильевича Морозова выделено было четыре человека.
В советском обществе мы исповедовали равенство и братство. Но это не касалось деятельности на штабной ниве. В штабной команде 21-й дивизии было около двадцати моряков, которые собственно моря не видели. Однако в отличие от моряков-подводников срочной службы, которые безвылазно находились на службе и в Техасе бывали лишь для производства каких-нибудь работ, посещения госпиталя или гарнизонной гауптвахты, штабные были избалованы командованием экипажей. Ведь местом службы штабных моряков были:
строевая часть, где старшим матросом И. Ю. Герасимовым и иже с ним готовились приказы по личному составу;
отдел кадров, где старшим матросом А. А. Шевченко формировались, хранились и куда надо передавались личные дела офицеров и мичманов;
секретная библиотека, которой с чувством долга заведовал старший матрос Николай Старчиков, где хранились секретные приказы и документы, которые иногда в срочном порядке востребовались как штабными, так и экипажными офицерами;
машинописное бюро, где в любой момент застенчивый москвич, матрос Сергей Печенкин, мог отпечатать приказ или любую другую необходимую бумагу в том виде, в котором она без сучка и задоринки проходила через все инстанции вплоть до штаба флота;
рабочая комната, где старшина 1-й статьи Игорь Удалов и Володя Игуменцев могли подготовить любое задание с начертанием каких-либо схем, графиков, таблиц, которые могли пригодиться любому флотскому начальству;
особый отдел, где работали старший матрос П. Иванов и матросы О. Н. Близнецов, Н. Н. Бродников, Г. Е. Волков, Сафонов.
Поэтому, конечно же, возможности каждого из этих моряков для некоторых лодочных офицеров были в каком-то смысле безграничными и в определенные моменты жизни весьма и весьма востребованными. И разумеется, не всегда эти матросы могли или хотели выполнять сверхурочную работу. Тогда со стороны лодочного командования в ход шли различные посулы от полуразрешенных, таких как, например значок «Специалист 1 класса» и жетон «За дальний поход» до напрочь запрещенного спирта. А что в эту орбиту натурального обмена со своей шкалой ценностей еще попадало, так это одному богу известно. Что-то иногда выплывало наружу, а большая часть их «художеств», конечно же, была покрыта мраком.
Правда, лишь однажды пойманный мной случайно в автобусе матрос П. Иванов, собравшийся в самоход, был высажен и с соответствующей нотацией отправлен в казарму. Об этом я командованию не доложил, однако при возвращении на службу этот факт мною был доведен до старшины команды Игоря Удалова. При этом я строжайше рекомендовал ему задействовать нарушителя на работах по чистке чугунных деталей (на гражданке эти детали фарфорового качества) фановых устройств гальюна в кубрике штабной команды. Удалов с интересом выслушал поступившую вводную и заверил меня, что мои пожелания, безусловно, будут выполнены, как минимум в точности, ну возможно, с некоторым перевыполнением. Этих заверений я не перепроверял, поэтому чем закончилась эпопея для Иванова, мне неизвестно.
