Ознакомительная версия.
Франко полагал, что со временем Ареильса сменит Кастиэлью на посту министра иностранных дел и поэтому переход дипломата в монархическую оппозицию он расценил как разрыв с режимом, как удар, нанесенный ему лично. Но гаев Франко пал не только на Ареильсу, но и на «соблазнителя» — дона Хуана. Было даже дано распоряжение секретной полиции следить за контактами дона Хуана с сыном.
Но вместе с тем переход в оппозицию режиму Ареильсы послужил еще одним весомым поводом к тому, чтобы, подавив свое внутреннее сопротивление, ускорить работу над «Органическим законом», в чем он сам принимал непосредственное участие.
Болезнь действительно прогрессировала, периоды апатии становились длительнее, но именно это побуждало Франко поторапливать тех, кто был занят разработкой проекта, чтобы подготовить страну к тому времени, когда, как он сам говаривал, «он уйдет», чтобы сохранить режим, хотя несколько и изменив его параметры.
В течение марта 1965 г. Карреро Бланко, заходя в кабинет Франко, не раз видел, что тот работает над текстом «Органического закона». 1 апреля Франко, наконец, впервые сам прочел Карреро Бланко черновой вариант «Закона». Но только в июне 1966 г. он передал тому же Карреро Бланко окончательный проект «Органического закона государства», который должен был быть представлен в кортесы в октябре, после окончания продолжительных летних каникул. Но дискуссия по проекту Закона началась только 22 ноября.
Встреченный продолжительными аплодисментами и водрузив на нос очки, Франко сам прочел большую часть обширного доклада. Основные положения текста, отредактированного им самим, были обращены по преимуществу в прошлое: для Франко было важно продемонстрировать публично, что он не отрекается ни от своего традиционного видения истории, ни от ниспосланной ему Провидением миссии.
Касаясь нейтралитета во время Второй мировой войны, диктатор восславил Господа, вразумившего и укрепившего его в решимости избежать вовлечения в войну.
«Только вера и помощь Господа дали мне силы для того, чтобы принять высокую и тяжкую ответственность, чтобы управлять испанским народом». Он поставил себе в заслугу, что: «Из Испании, погруженной в анархию и бедность, возник социальный и политический строй, посредством которого мы добились трансформации наших структур, достигнув темпа совершенствования и прогресса, доселе невиданного». Он не сказал, какой ценой это было достигнуто, но высказал уверенность, что режим проживет еще долго и после его смерти[485].
Новый «Органический закон» был представлен Франко как завершение конституционного процесса, начатого «Хартией труда», настоящей Великой Хартией социальной справедливости в Испании. Далее текст доклада громким голосом дочитал президент кортесов Антонио Итурменди.
Большую часть доклада Франко прочел сам, как бы подчеркивая тем самым, что инициатива разработки проекта принадлежит ему.
По новому закону из 564 прокурадоров (депутатов) кортесов 456 избирались соответствующими корпорациями: «вертикальными профсоюзами», муниципалитетами, университетами и т. д., либо назначались главой государства; 108 прокурадоров избирались главами семей.
Новый «Органический закон» сохранил все основные положения «Закона о наследовании» 1947 г., в соответствии с которым Испания провозглашалась королевством. Подтверждались принципы назначения короля или регента. Им мог стать испанец и католик королевской крови, старше 30 лет, верный принципам «Национального движения». Многие из тех, кто проголосовал за новый закон, надеялись на ускорение процесса перехода от диктатуры к монархии. Тем более, что в отличие от 1947 г., речь могла идти уже не об абстрактном образе будущего монарха, а о весьма конкретной фигуре — Хуане Карлосе де Бурбон[486].
Но сомнения, того ли будущего монарха он избрал, долго преследовали его. На протяжении XIX в., во всяком случае после смерти Фердинанда VII, монархия «состояла в браке» с ненавистным диктатору либерализмом. А отец Хуана Карлоса, дон Хуан, был живым воплощением этой доктрины. Диктатор, не переставая повторять, что воцарение графа Барселонского было бы истинной катастрофой для испанцев, опасался его влияния на образ мышления Хуана Карлоса. К тому же в окружении диктатора не было единства относительно личности будущего монарха.
25 ноября 1965 г. Фрага в интервью газете «The Times» заявил, что испанцы не убеждены, что преемником Франко должен стать Хуан Карлос. Технократы JIonec Браво и Лопес Родо поддерживали Хуана Карлоса, так же как и «серое преосвященство» режима Карреро Бланко, фалангисты, причем не только «бункер», но и сторонники умеренных реформ, так называемые «апертуристы» (от слова апертура — открытие) — дона Альфонса, сына второго сына Альфонса XIII, глухонемого дона Хаима, отказавшегося в свое время от династических прав в пользу дона Хуана.
Но в конце концов Франко отбросил сомнения и на заседании правительства 21 июля 1969 г. заявил: «Мне уже 76, скоро будет 77. Моя жизнь в руках Господа Бога». И объявил о назначении Хуана Карлоса Принцем Испании, отказавшись признать его Принцем Астурийским, как традиционным титулом наследника престола, подчеркнув тем самым разрыв с монархией прошлого[487]. На другой день кортесы утвердили волю Франко. Хуан Карлос принес клятву принципам «Движения», убежденный, что это не помешает в будущем провести демократические реформы. Обо всем этом он написал отцу, объяснив свой шаг тем, что это в будущем будет способствовать возвращению монархии в Испанию. Но дон Хуан не принял объяснения: он был в ярости[488]. Но в исторической перспективе Хуан Карлос был прав.
Верный своим обещаниям все наиболее значимые перемены в жизни нации реализовать только после консультации с народом, Франко дал указание вынести на референдум новый «Органический закон». 14 декабря состоялся референдум: 88 процентов избирателей, принявших участие в голосовании, проголосовали за «Органический закон», и только 1,8 процента проголосовали против. Оппозиция немедленно подвергла результаты референдума сомнению. Действительно, было немало подтасовок и фальсификаций, и все же прав Поль Престон, что «тем не менее референдум был победой Франко»[489]. Мотивы тех, кто одобрил «Органический закон», часто не совпадали: одни выражали благодарность за прошлое, другие — за крепнущее процветание. Некоторые надеялись на ускорение процесса перехода от диктатуры Франко к монархии. Но были и те, кто, поддавшись на массированную пропаганду, направляемую Фрагой, уверовали, что «нет» будет только на пользу Москве.
Ознакомительная версия.
