Ознакомительная версия.
Александр Иванович, естественно, разволновался и почувствовал себя неважно. Тогда Ксения сама отправилась разговаривать с послом. Владимир Петрович Потемкин принял ее тепло и произвел на нее положительное впечатление, прежде всего, высокой культурой. Она объяснила ему состояние отца, горячее желание вернуться в Россию.
Кто-кто, а посол знал переменчивую публицистичную подноготную великого писателя, знал, что Луначарский и Воровский критиковали Куприна за отсутствие классового подхода, за политическую слепоту и отрицание гегемонии пролетариата в произведениях. Но было время и благожелательного отношения большевиков к писателю. Это случилось, когда писатель после революции сотрудничал с издательством «Всемирная литература», а в декабре 1918 года с помощью Горького даже встречался с Лениным, предложив вождю издавать для деревни газету под названием «Земля».
Предложение было принято, но оно не состоялось «по техническим причинам» — отсутствие нужных специалистов и нестабильность самой власти. Воюющие красноармейцы были преимущественно из хуторов, деревень и сел, сгорали в горниле Гражданской войны.
Когда же Куприн стал редактором газеты «Приневский край», издаваемой при штабе белой армии под руководством лидера всего Белого движения на северо-западе России генерала от инфантерии Н. Н. Юденича, оценка творчества писателя резко переменилась. Она стала отрицательной. Красное идеологическое чиновничество его тут же записало во врагов Советской власти.
Разгорается поистине классовая борьба с пожилым писателем. Так, в уничижительной статье «Идеологический парикмахер» М. Морозов установил, что «понятия Куприна о добродетели и красоте не выдерживают критики», так как в его произведениях отсутствуют «женщины-общественницы», а есть «пленительные самки». У писателя «нездоровый скептицизм, идеологический дурман». Далее он писал, что Куприн, «сделавшись наиболее заклятым врагом советской России, в своих злобных нападках на нее опускается до самого оголтелого черносотенства».
Но вернемся в кабинет посла В. П. Потемкина.
— Владимир Петрович, я хочу вас попросить еще об одном: учитывая крайнюю физическую слабость родителя, провести эту операцию по его выезду в строжайшей тайне, дабы оградить его до отъезда от выпадов и всякого рода провокаций со стороны враждебно настроенных к Советской России эмигрантов, — взволнованно проговорила Ксения Александровна.
— Не беспокойтесь, это в наших интересах, — ответил посол. — Так что в принципе мы с вами договорились о судьбе Куприна. Передайте родителям, пусть собирают необходимые вещи.
— В тайне? — улыбнулась дочь писателя.
— Как договорились… Сборы были недолги. Париж ахнул, когда стало известно, что Куприн покинул Францию.
Некоторые злопыхатели в Париже говорили, что дочь таким образом избавилась от «безумного папаши с полным ворохом болячек», что его напоили успокоителями, потому что отвечал на вопросы порой невпопад.
Представители посольства разрешили ему взять свою любимую кошечку Ю-ю, а вот библиотеку запретили вывезти.
В последний день августа 1937 года А. И. Куприн как живой классик вернулся в город своей юности — Москву, где почти полстолетия назад началась его творческая деятельность. На Белорусском вокзале писателя встречали с оркестром. Тут присутствовали и «молодые писатели», отслеживавшие каждый его шаг, и представители общественных организаций, и неорганизованные толпы почитателей его таланта.
Его прокатили по улицам столицы. Он часто плакал, а больше молчал. Как писал Юрий Дружников, Куприн «упрямился, не хотел делать, что его просили, но соглашался, если ему обещали стакан вина…» Куприн был потрясен таким радушным приемом. И уже через несколько дней он дал интервью корреспонденту «Литературной газеты» Л. В. Колпакчи. В конце этой искренней исповеди он сказал:
«Я еще не знаю, знакомы ли молодому поколению русских читателей мои дореволюционные произведения, но я хочу думать, что многие из моих повестей и рассказов не утратили для них интереса.
Глубоко волнующее, естественное для писателя чувство удовлетворения испытал я в первый же день приезда в Москву, когда узнал, что Государственное издательство художественной литературы намерено выпустить двухтомное собрание моих старых сочинений. Когда же я ознакомился с намеченным содержанием моего двухтомника, я испытал надежду, что советский читатель примет мои книги благожелательно.
Моя писательская гордость будет удовлетворена, если я и в своих новых произведениях сумею пойти вровень с требованиями народов СССР к своей литературе. Я преисполнен горячего желания дать стране новые книги, войти с ними в круг писательской семьи Советского Союза».
Первое время после возвращения в Москву из Парижа Куприн с супругой жили в гостинице «Метрополь», а затем, по совету врачей, они поселились на даче Литфонда в Голицино.
На 7 ноября 1937 года писатель с женой был приглашен на военный парад. Он был в восторге от всего увиденного на Красной площади.
— Таких праздничных, таких радостных улиц, как в Москве в дни праздников, я никогда еще не видел. Так петь, как поют в Москве, так прекрасно и так весело, могут петь люди только в свободной стране. Большое спасибо моим товарищам — писателям за приглашение на Красную площадь. Я никогда не забуду эти часы, которые я провел на замечательном параде, — искренне скажет великий писатель, конечно не знавший того, что творил Ежов и его приспешники по указке высокого кремлевского чиновничества.
Через несколько дней чету Куприных увезли на литфондовскую дачу Союза писателей СССР в Голицино. Как писал уже упоминаемый Ю. Дружников:
«Худой сгорбленный старик с прищуренными слезившимися глазами, поддерживаемый с обеих сторон, шатаясь, вылез из автомобиля, он, к удивлению представителей власти, вдруг бойко крикнул командиру роты, подготовленной для приветствия: «Здравия желаю, господин унтер-офицер!»
«Он не господин, а товарищ командир», — подсказали Куприну компетентные сопровождающие. Троекратное «ура» скомкалось. Из дома вынесли кресло и поставили на площадке…»
В Голицыно он жил ожиданиями писем от дочери, но они не приходили. Выходя во двор, писатель падал на колени перед березками, плакал и целовал их.
В конце декабря 1937 года Куприн с женой переезжает в Ленинград, а лето следующего года проводит в Гатчине, на арендованной даче. Обещали вернуть его дом, где он прожил более десяти лет.
Библиотека Куприна в его Гатчинском доме после революции была разворована, имущество растащено.
Ознакомительная версия.
