американской публики.
Motion Picture Association of America возвращает Льву сценарий
La vie telle qu’elle est, а секретарь Дугласа Фэрбенкса извещает, что мэтр режиссуры и кинозвезда уже набрал материал для работы на ближайший год. И у
Metro-Goldwyn-Mayer, по словам режиссера Кинга Видора, достаточно сценариев для будущих проектов.
В течение первого полугодия 1923 года Лев живет в Hotel Westminster в Висбадене. В городе он постоянно сталкивается с беженцами-соотечественниками, большинство из которых лишено средств. Но на отношение местного населения жаловаться нельзя. Ходят слухи о возможной войне между Польшей и Советской Россией, но Лев опасается, что мир постигнут еще более крупные катастрофы. В личном плане дает о себе знать возраст: головные боли, боли в плечах, проблемы со сном… И бездонное одиночество. Поводов для жалоб в письмах к Ките множество.
В какой-то период Лев – заметный сотрудник L’Echo du Rhin, городской газеты Кобленца. Он пишет статьи о деятельности русских монархистов, большевизме как угрозе миру в Европе, отношениях между Францией и Россией, торговле с Россией, экономике России, настроениях в Красной армии. Все темы неизменно рассматриваются под антисоветским углом и с тревожной убежденностью в «фатальных последствиях коммунистического эксперимента». На счет изредка капают гонорары за статьи о Толстом в Le Figaro и книгу La vérité sur mon père. Но Германия хотя бы дешевле Франции: здесь можно жить на три франка в день, а во Франции нужно в десять раз больше. Ситуация, впрочем, постоянно меняется. Проходит месяц – и инфляция выравнивает различие между странами. Льву приходится искать более дешевый отель. И браться за любую, самую неквалифицированную работу.
В мае Лев получает место в железнодорожной конторе Майнца. Жалование девять франков в день, работа с восьми до девятнадцати. Для Льва это означает необходимость вставать в шесть утра и двадцать минут ехать на поезде из Висбадена в Майнц. Это тяжело, поездки быстро надоедают. Работа воспринимается как наказание.
Прожив в Висбадене чуть больше полугода, Лев возвращается в парижский Hôtel de Mans и, как по заказу, получает работу в заслуженном издательстве Stock. До революции оно опубликовало несколько произведений Толстого, и именно здесь вышла La vérité sur mon père самого Льва. За пятьсот франков в месяц Лев берется подготовить сборник статей Толстого, озаглавленный La religion et la raison [13]. Проект вскоре закрывают по неизвестным причинам, сотрудничество с издательством Stock прекращается. Но Лев не отчаивается. Его вдохновляет новая идея – книга о Советской России! Но реально ли найти для нее в Париже достоверный материал? Это предстоит выяснить.
В начале 1920-х над Львом довлеют неудачный брак с Марианной Сольской и шаткое финансовое положение. Но осенью 1924 года горизонты светлеют. Он с огромным облегчением освобождается от мучительных отношений (пусть и на расстоянии) с чуждой ему женщиной – да, это было попросту невыносимо. Лев не знает, что ждет его в будущем, но полагается на Бога. Он готов принять все, что приготовило ему Провидение. «Бог есть, и только он нам необходим и близок, только он знает, что нам нужно», – пишет Лев Ките.
Книга о Советской России готова, осталось переписать ее набело и сделать копии. В процессе работы Лев читал разнообразную «большевистскую литературу». Его отношение к советской власти не изменилось: «Какой ужас! Позор для человечества!» То, что Кита отказался от идеи переехать в Россию и вместо этого подал документы на получение шведского гражданства, Льва радует: «Пока Россия погружена во тьму безумия – тиранию грубых и невежественных и неумных – нельзя в нее возвращаться». Но когда-нибудь в будущем Кита наверняка сможет туда вернуться, чтобы работать на благо страны. Лев в этом уверен.
А что с книгой о России? Ее постигает та же участь, что и большинство проектов, предпринятых Львом в эмиграции, – она откладывается на будущее и, забытая, исчезает в недрах разрастающегося архива. То же происходит со сборником эссе Nous («Мы»), в котором Лев рассуждает о душе русского народа. Это будет самая важная моя книга, говорит Лев в интервью журналу Les Nouvelles Littéraires в 1923 году. Пользуясь случаем, он снова высказывает собственное мнение о судьбе отечества. Коммунизм, лежащий в основе советского общества, это фальшивая идеология, деструктивным ядром которой является атеизм. С атеизмом нужно бороться, в том числе и во Франции. Но nota bene: это отнюдь не означает, что спасение России – в толстовстве с его философией ненасилия. Если бы Толстой был жив и мог пересмотреть свои тезисы, сильнее подчеркнув духовную сторону жизни, революции бы не случилось. Столь велико было влияние Толстого на добро или зло – по крайней мере, так считает Лев.
В 1925 году Татьяна с дочерью Танечкой получают разрешение на выезд из Советской России. Происходит сердечное воссоединение близких. Лев вынужден выехать из отеля и некоторое время жить у Шарля Саломона, переводчика Толстого и давнего – с 1890-х годов – друга Льва. Именно в доме Соломона брат с сестрой встречаются после десятилетней разлуки. Брату Сергею в Москву Татьяна сообщает: «Лëва жалок, одинок, стремится в Россию». Но хорошо, что новых любовных связей не было. Впрочем, всплывает новый повод для тревоги: похоже, он снова играет.
Женщины и азартные игры? Татьяна прекрасно осведомлена обо всем. В мемуарах «Опыт моей жизни» Лев так подводит краткий итог эмиграции: «Женщины и игра, игра и женщины, иногда много вина». И далее донжуанский список: «Вот одна русская женщина, потом другая, вот француженка, потом бельгийка в Париже. Потом еще русская и итальянка в Ницце, за ними две американки в Париже». И самое главное и печальное: неудачная встреча с Жизель.
Для Льва важна семья. В том числе и умершие родственники. Летом 1925 года он ненадолго заезжает в городок Йер на юге Франции. Там, приехав на Ривьеру для лечения от туберкулеза, в 1860 году умер его дядя Николай Толстой в присутствии брата-писателя. На городском кладбище Лев выясняет, что его старую часть снесли еще сорок лет назад, но некоторые могилы перезахоронены на кладбище ла Риторт. Пролистав огромную кладбищенскую книгу, Лев находит номер могилы Николая Толстого – 76. По аллее платанов мимо надгробий с фотографиями и искусственными цветами он приходит на заброшенный участок. Здесь нет тенистых деревьев, а трава выжжена солнцем. На вершине залитого светом холма – небольшие выстроенные рядами квадраты, цифры на металлических табличках. Под номером 76 покоится его дядя. Лев невольно думает о скоротечности сущего:
Гробик или деревянный ящик с несколькими еще не
