истлевшими костями, похороненный под этими обжигающе горячими камнями, – это все, что осталось от тела Николая Николаевича, его черепа и суставов пальцев, которые с таким реализмом описал Толстой в романе «Анна Каренина».
Осенью 1923 года, сидя в одиночестве в холодном номере парижского отеля, Лев начинает планировать новую поездку в Америку. Надо думать о будущем. Возможно, ситуация с работой более благоприятна по ту сторону Атлантики? Пять бюстов за пять тысяч долларов было бы неплохим результатом. Да, достаточно даже половины. Посещения выставок Национального общества изобразительных искусств (Société Nationale des Beaux-Arts) и общение с коллегой-скульптором Полем-Альбером Бартоломе вдохновляют вернуться к скульптуре после длительного перерыва.
На этот раз ему мешают затянувшийся развод и проблемы с правой рукой. Но через два года все снова в порядке. Двадцать четвертого сентября 1925 года из Шербура отчаливает океанский лайнер S. S. Pittsburgh. Лев находится на борту, в кармане у него полугодовая виза. В Нью-Йорке он поселяется в Park Avenue Hotel и ищет мастерскую. Эдмунд Хилл, с которым он подружился еще в 1911 году, обещает помочь с заказчиками. Покупателей можно найти и по объявлениям в газете. «Tolstoy’s Art on Sale Today» – сообщает читателям New York Times в марте 1926 года.
Весной и летом 1926-го Лев много выступает в клубах Нью-Йорка и окрестностей: The Union Club of the City of New York, Women’s Press Club of New York, The Group … Названия докладов меняются, но в основе любого выступления так или иначе рассказ об отце. Например: «Голос Толстого», «Произведения Толстого и современная Россия», «Представления Толстого о вере, религии, образовании, счастье, науке и искусстве», «Жизнь Льва Толстого». Но встречается и «Россия вчера, сегодня, завтра». Иногда его подводит английский. Лев останавливается, подыскивая слова. Но в целом он производит хорошее впечатление. «Это обаятельный господин, худощавый, хрупкого телосложения, с яркими темными глазами и тонким выдающимся носом. У него примечательная, ироничная, запоминающаяся улыбка», – пишет американский журналист.
Лев понимает важность массированной саморекламы. Читателям американских газет сообщается, что Лев Толстой – младший – писатель, автор ряда успешных романов и пьес. Он также проявил себя как весьма одаренный скульптор. В начале века он активно участвовал в политической жизни, требовал проведения земельной реформы и предупреждал императора о грядущих беспорядках. Пресса отмечает присутствие Льва на возложении венков на могилу Вашингтона. В связи с этим его приглашает на обед посол Швеции Вольмар Бустрём с супругой. Как бы то ни было, Лев по-прежнему знаменитость!
The Times Union спрашивает, что думает Лев о новом миропорядке, установившемся после окончания мировой войны. Лига наций никакого доверия у него не вызывает. Доктрина Монро, напротив, представляется здравой. Вмешательство Европы во внутренние дела Америки недопустимо, равно как и США обязаны воздерживаться от принятия чьей-либо стороны в конфликтах между европейскими государствами. Однако сближение Америки и России приветствуется. Возможно, они даже сольются в единую страну, которую географически объединит тоннель между Аляской и Россией! Фантазия Льва подчас не знает границ.
На приеме у Льва спрашивают, какого он мнения о психоанализе. Лев взрывается. Это «самое безобразное и идиотское модное поветрие современности». Все проблемы и всю красоту так называемые психоаналитики сводят к шокирующему безобразию. Многих писателей это, правда, вдохновляет. Но отец Льва психоанализ ненавидел.
В Нью-Йорке Лев знакомится с эмигрантом, драматургом Николаем Евреиновым, приехавшим сюда менее двух лет назад. Его пьеса Chief Thing («Самое главное») недавно поставлена в Театральной гильдии и идет с большим успехом. Видимо, это способ заработать, и Лев реагирует незамедлительно. Английский перевод пьесы «Права любви» (1912) и новая драма о большевиках и русских эмигрантах циркулируют в театральных кругах Америки – безрезультатно. Зато одна «немецко-еврейская пьеса», к крайнему неудовольствию Льва, идет в Нью-Йорке с большим успехом. Он не смог досмотреть до конца эту «омерзительную чушь» и ушел из зала в глубоком потрясении. Вера в американский театр пошатнулась.
Публичная библиотека Нью-Йорка становится для него в некотором роде любимым местом. Там у Льва рождается идея нового проекта – краткое изложение истории России. На американском книжном рынке это, возможно, вызовет интерес! Возможно, для американцев это будет более полезное чтение, чем для французов. В библиотеке его ждет книжная находка и на другую тему: The Aristocracy of Health: A Study of Physical Culture, Our Favorite Poisons, and a National and International League for the Advancement of Physical Culture («Аристократия здоровья: исследование физической культуры, наши любимые яды, и национальная и международная лига содействия развитию физической культуры»). Лев чувствует укол в сердце. Двадцатилетней давности нападки Мэри Хендерсон на табак, кофе, чай, пиво, вино и мясо напоминают ему собственную старую кампанию за здоровый образ жизни. Когда-то у него были высокие идеалы, и он строго следил за своими привычками.
В интервью Лев на этот раз восхваляет все американское. Люди дружелюбны, городская архитектура, улицы прекрасно спланированы, автотранспорт функционален. Кита же узнаёт, что большой американский город – это просто ад. «Как хорошо, что ты живешь в Швеции», – отмечает Лев. Больших денег Лев в Америке не зарабатывает, но все же вместе с письмом кладет в конверт пятнадцать долларов в виде благодарности за помощь Киты во время самой тяжелой нужды, с которой Лев лицом к лицу столкнулся в Париже.
Летом 1926 года он вынужден ненадолго съездить во Францию. Необходимо продлить американскую визу. В дальнейшем он сможет продлить разрешение на пребывание в стране еще на год, не выезжая в Европу.
Новый, 1927 год в Нью-Йорке встречает измученный человек. Одиночество преследует Льва постоянно. Иногда оно ощущается как близость к Богу, но чаще всего это просто тьма. Он неотступно думает о детях в Швеции. Некоторых он вообще не знает. Эмиграция – это наказание за его грехи? И не только за его собственные, но и за грехи его родителей и всего русского народа?
Да, Америка – это вовсе не золотое дно, но, возможно, удача еще ему улыбнется. Он снова читает лекции и пишет статьи. Но спрос на бюсты невелик. В феврале 1927 года американцы обращают внимание на десятилетие Февральской революции. Отмечать здесь нечего, считает Лев. Собственное объяснение распада царской России Лев излагает в опубликованной в журнале Outlook статье под заголовком The Destiny of Russia. A Melting Pot that Cracked. An Ethnical Aspect of the Russian Revolution («Судьба России. Треснувший плавильный котел. Этический аспект русской революции»). Проблема, по мнению Льва, заключается в том, что Россия, в отличие от Америки,
