найдут в себе сил сообщить о ней отцу, попросят Софью Андреевну. Когда Лев Николаевич войдет в комнату, она скажет: «Вот они, как всегда, поручили мне неприятную обязанность…» Лев Николаевич только через несколько дней составит ответ: «Не могу привыкнуть к нашему несчастью, потеря огромная для всех, особенно для тех, которые, как мы, избалованы были его любовью. Как, отчего?
Толстой». Потом, подумав, исправит «не могу» на «не можем» и подпись на –
«Толстые»…
В Киеве Ге провел несколько дней, встретился с молодежью.
Он заехал в Нежин, к сыну Петруше, погостил недолго. Первого июня, после обеда, позвали извозчика. Николай Николаевич погрузил в фаэтон бережно увязанный рогожный мешок – он купил для хуторского дома новые часы с боем. Расцеловал сына, невестку Екатерину Ивановну, внуков. По дороге на вокзал весело шутил с извозчиком Поляковым.
В Плиски поезд прибыл поздно вечером. На станции Николай Николаевич нашел подводу знакомого крестьянина – Трофима Лютого. Поехали вместе. Говорили про урожай, про погоду: прошел сильный дождь и примял к земле молодые колосья. Дорога была тряская. Трофиму было холодно, а Николай Николаевич расстегнул ворот, вязаным шарфом утирал лицо.
На хутор явились около полуночи.
Николай Николаевич постучал в окно и весело крикнул:
– Не стыдно уже спать? Вставайте!
Ге любил, чтобы его весь дом встречал. Должно быть, думал, что сейчас усядутся вокруг стола, он будет за чаем рассказывать до утра про Петербург, про Москву, про картину, про съезд.
Колечка выбежал на крыльцо, взял из рук отца мешок.
Вошли в дом. Николай Николаевич шел впереди, Колечка нес за ним вещи и светил лампой. У себя в комнате Николай Николаевич сел к столу, на котором накопилось много писем. Колечка хотел зажечь лампу «молнию», стоявшую на столе, но отец остановил его:
– Не надо. Мне дурно.
Колечка помог ему лечь, крикнул Зою, чтобы растворила окно и принесла воды. Ему намочили голову холодной водой, стали растирать руки и ноги. Николай Николаевич молчал, не говорил ничего, только стонал и пристально смотрел в одну точку, словно увидел что-то, не открывшееся другим.
Колечка побежал на конюшню – послать верхового за доктором. Николай Николаевич крикнул – никто не понял что. Когда сын вернулся, он метался, задыхаясь.
Прошло минут десять всего, как он приехал.
Ге даже умирал устремленно.
Неожиданно стали бить новые часы, которые он привез с собою.
Они били двенадцать.
Новые часы били полночь и одновременно начало завтрашнего дня.
Ге этот день уже не увидит. Но он останется в этом дне.
За распахнутым окном было бесконечное темно-синее небо. На старых тополях, сверкающих в лунном свете, весело шумела молодая листва.
Фрикен. Игра слов: по-французски «пятый», V – quint, произносится «кен». Здесь и далее прим. автора.
Так маленькая Лиза называла Герцена.
7 декабря 1866 года приходилось на пятницу.
То есть к картине «Совесть».
