26-го поступил приказ Ставки эвакуировать главную базу флота. Теперь на плечи Трибуца легла новая, более тяжелая, чем прежде, боевая задача: организация прорыва Балтийского флота в Кронштадт. Кораблям и судам предстояло пройти свыше трехсот километров по узкому, усеянному минами заливу, который простреливался противником с обоих берегов. Им угрожали также торпедные катера, подводные лодки, армады вражеских бомбардировщиков.
Авиация флота, перебазировавшаяся под Ленинград, не могла прикрыть корабли на самом опасном участке прорыва — от Таллина до острова Гогланд: ограничивал радиус действия истребителей.
Каким же путем уходить, прорываться к Ленинграду? Трибуц остановился на наиболее реальном плане: двигаться мимо мыса Юминда за тральщиками, чтобы уменьшить минную опасность, от береговой артиллерии врага и атак торпедных катеров отбиваться артиллерией кораблей, от авиации прикрываться огнем, активным маневром.
«Положение русских безнадежное. Они закупорены в Таллине, как в горле бутылки, и единственное, что им оставалось, — это затопить свои корабли и пробиваться по суше в Ленинград», — вещал английский радиообозреватель.
Шли бои, и одновременно велась погрузка на корабли и суда войск, артиллерии, боеприпасов, имущества, выставлялось минное заграждение, уничтожалось то, что не должно было достаться врагу. Взлетали в воздух арсенал и нефтебаки, башни батарей и склады. По специально проложенной ветке к морю подводились и сбрасывались в воду паровозы и вагоны.
С болью в сердце Трибуц отдавал приказ о взрывах. Вместе с тем он распорядился вывезти запасные части для механизмов кораблей, сталь, цветные металлы, электрооборудование, провода, другое флотское имущество. (Во время блокады это позволило почти два года ремонтировать корабли без завоза технического имущества в Ленинград из тыла страны.)
Руководство флота перешло с берегового командного пункта на крейсер «Киров». По решению Трибуца из боевых кораблей были созданы три отряда: главные силы, отряд прикрытия и арьергард. Корабли не просто уходили в тыловую базу, но и охраняли транспорты.
Густо заминированный противником район надо было обязательно пройти засветло, когда легче обнаруживать мины и уклоняться от них. Бои шли уже в черте города, разрывы вражеских снарядов все больше приближались к причалам, а редкий для августа шторм не утихал, не выпускал корабли в море.
Временами налетал мелкий дождь. Кажется, он и сделал волну пониже, помягче. И тогда 28 августа командующий передал приказ: «Флоту в 12.00 начать движение». С якоря снялся первый конвой, за ним второй. В 16 часов рейд покинули главные силы флота. Они вышли впереди всех конвоев. Флагман «Киров» двигался в охранении эскадренных миноносцев. Впереди шел ледокол «Суртыль», за ним эсминец «Гордый», позади подводная лодка С-5.
Предвестником бед пролетел в стороне вражеский самолет-разведчик. И вскоре появились немецкие бомбардировщики. «Юнкерсы» кружили над кораблями и, замыкая круг, пикировали. Корабли отстреливались и маневрировали. Артиллерия «Кирова» заставила замолчать вражескую батарею на мысе Юминданина. Но не снаряды были страшны. Как и предвидел командующий, главной была минная опасность. Тральщики подсекали мины, и они плыли навстречу кораблям.
Грохот взрывов, лай зениток, завывание пикирующих бомбардировщиков, фонтаны воды и огня от тяжелых снарядов береговой немецкой артиллерии — в таком сопровождении шли корабли. С командирского мостика «Кирова» Трибуц увидел чудовищный фонтан из воды, пара, вздыбившегося металла над тем местом, где только что плыл корабль, которым он сравнительно недавно командовал, — взорвался флагманский миноносец «Свердлов», прикрывавший флагман слева.
Налетела на мину подводная лодка, шедшая следом за «Кировым», — ее сразу же поглотило море. Взрыв выбросил на поверхность лишь несколько человек. Их подобрали. На эсминце «Гордом» группа моряков билась с заливавшей его водой. Боролся с пожаром «Казахстан», на борту которого было пять тысяч человек. Но растянувшийся на 15 миль караван продолжал пробиваться на восток.
Доклады наблюдателей и сигнальщиков «Кирова» следовали один за другим:
— Мина справа по курсу! Мина слева по борту! Правый параван (устройство для защиты корабля от якорных мин) не смог перебить трос, на котором крепилась мина, и темный шар потянуло к борту. Корабль застопорил ход. Трибуц спустился с мостика, чтобы поближе увидеть, насколько велика опасность для крейсера. Круглый шар вздымался на волнах, то приближаясь к кораблю, то отдаляясь от него. К борту с шестами бросились краснофлотцы и стали осторожно отводить мину.
— Отрезать параван! — приказал командир корабля капитан 2-го ранга М. Г. Сухоруков.
Краснофлотец, спустившись за борт, обрезал стальной ус. Мина, покачиваясь, проплыла вдоль борта и скрылась. Корабль пошел вперед, и снова мина, на этот раз в левом параване. Командир распорядился отрезать и его.
— Самолеты справа!
— Торпедные катера по носу!
Уклоняться было трудно, корабль шел по минному нолю. Трибуц то и дело посматривал в бинокль. Он видел происходившее или узнавал по докладам. А они были безрадостными. За три часа подорвалось на минах три миноносца. Тяжелее всего транспортам: скорость небольшая, слабые вооружение и маневренность.
Все внимание экипажей находившихся в пределах видимости других кораблей на флагман, на высокого, подвижного, чуть горбившегося адмирала, что вел по грозному, рвущемуся минному полю флот. А он видел происходившее, понимал, что путь дальше в наступающей темноте, когда не станет видно главного врага — плавающих мин, принесет новые потери. Но если встать на якорь, дождаться наступления утра, чтобы обходить мины, снова закружат над караваном фашистские бомбардировщики. А когда корабли стоят, не приближается и цель похода…
Гибли корабли, оказывались в воде люди. Кто ухватился за спасательный круг, кто за обломок мачты, а кто и за плавающую мину. Может быть, это и повлияло на окончательное решение адмирала, хотя согласно Корабельному уставу выполняющие боевые задачи корабли спасением людей не занимаются.
Разные измерения у одного и того же слова — «мужество». Матрос или старшина, стреляющий из пулемета, орудия в пикирующий самолет или отталкивающий шестом мину, любой, кто с честью выполнял свой долг под бомбежкой или артиллерийским обстрелом, проявлял мужество. Тут речь идет об одной, своей жизни. В этом отношении командующий в период перехода находился практически в равных с подчиненными условиях. Но это было лишь одной стороной его дела. Другой, более важной, были тысячи и тысячи жизней людей, судьба кораблей и флота. В таких условиях для принятия решения нужно мужество рядового бойца, помноженное на мужество военачальника. Они проявились в простом и единственно верном решении командующего флотом: остановиться, встать на якорь, привести корабли в порядок, спасать людей.
