В кабинете одинокий письменный стол без всяких признаков письменных принадлежностей, без всяких признаков жилья и живых существ.
Жду. Проходит какой-то товарищ. Обращаюсь с вопросом, где можно встретить товарища Кагановича.
— Сейчас придет, он распределяет комнаты для организационно-агитационного отдела.
Через полчаса входит товарищ в кожаной куртке, высоких сапогах, лет двадцати пяти, с энергичным лицом, большими серыми глазами. Вопросительно останавливает свой взгляд на мне.
— Тов. Каганович? — угадал я.
— Да, откуда?
— Вам письмо, — протянул я ему записку Свердлова.
Каганович быстро пробежал глазами.
— Вы где хотите работать?
— Где будет удобно для дела, мне все равно, я не связан местностью.
— Здесь, в Питере, у нас уже достаточно товарищей, нам нужны деятельные работники в провинции.
— С удовольствием поеду.
— Куда хотите? В Сибирь, Дальний Восток, Урал, Украину?
— Для меня подходили бы Тула, Калуга.
— Отлично, там как раз у нас никого нет. Вам одну губернию, две?
— Я не знаю, как у вас полагается. Я не буду протестовать, если вы дадите и две губернии, например: Тульскую и Калужскую с пребыванием в Туле.
— Можно и так. А почему вы на Туле остановились?
— Я в Туле отбывал воинскую повинность. Знаю тульских военных. Имею некоторое знакомство с оружейными заводами, поэтому считаю, что на первых порах моя работа там прошла бы наиболее успешно.
— Правильно, раз есть связь с Тулой, валяйте в Тулу.
— А какие условия? — спросил я.
— Мы вам дадим мандат, что вы являетесь ответственным организатором Красной армии, затем дадим право беспрепятственных сношений по телеграфу с Петроградом. Содержание триста рублей в месяц.
— Я согласен.
Через полчаса у меня на руках мандат:
Предъявитель сего товарищ Оленин является ответственным организатором по организации и формированию частей рабоче-крестьянской Красной армии в Тульской и Калужской губерниях.
Все организации приглашаются оказывать всяческое содействие товарищу Оленину при исполнении им возложенных на него заданий.
Тут же мне были выданы триста рублей, как месячное жалование, и удостоверение на бесплатный проезд от Петрограда до Тулы.
Мирная деятельность просветителя лопнула, как мыльный пузырь. Я опять военный.
* * *
До Тулы добирался с большим трудом.
Прежде всего в самом Петрограде на вокзале стоит невообразимая сутолока и давка. Помимо демобилизованных солдат и матросов выезжает множество штатской публики. Дамы с чемоданами, корзинами, картонками — заполнили всю платформу.
Когда был подан для посадки поезд, тысячная толпа бросилась с боем захватывать вагоны. Мне удалось с трудом, через окно, забраться в вагон третьего класса, хотя в выданных документах числилось, что я имею право на проезд в вагоне первого класса. Занял место на самой верхней полке.
Минут за десять до отхода поезда с одного конца вагона раздались крики:
— Выходи!
С удивлением обернулся в сторону кричавших. В окно вагона увидел выстроенных перед ним человек пятьдесят матросов с винтовками и пулеметными лентами, надетыми крест-накрест через плечо.
— Говорят, выходи! — неслись крики. — Стрелять будем!
В сторону вагона угрожающе направлено несколько винтовок.
— В чем дело? Почему выходить?
— В этом вагоне будет размещен отряд матросов.
Вот те на! Добытое с трудом место приходится покидать.
С совершенно естественной бранью и ворчаньем публика потихоньку начала освобождать вагон, подталкиваемая энергичными окриками матросов.
Выбрался и я. Вещей у меня не было, поэтому надеялся забраться в другой вагон. Обежал весь состав. Однако не только влезть, но невозможно просунуть и руку. Вернулся к покинутому вагону и попросил старшего матроса разрешить доехать вместе с ними до Москвы.
Старший, молодой безусый матрос, важно посмотрел на меня, нехотя прочитал протянутый мною мандат Всероссийской коллегии и когда увидел, что я являюсь ответственным организатором Красной армии, потрепал меня по плечу и произнес:
— Ну ладно, ты свой, садись, братишка!
С матросами ехать было хорошо, в вагоне просторно, имелась даже возможность лежать и пить чай из чайников. К сожалению часа через три несколько вагонов, в том числе и наш, сошли с рельс.
Передняя часть поезда, не сошедшая с рельс, отцепилась и отправилась дальше. Хвост же поезда с сошедшими с рельс вагонами остался в поле. Лишь около четырех часов утра прибыл новый состав, и мы были перегружены в другие вагоны.
На станции Сухиничи пересадка. Необычное оживление на базаре перед станцией, совершенно открыто мужики с возов торгуют водкой. Множество пьяных, брань и пьяные песни.
Заинтересовался — почему продается водка.
Станционный служитель, к которому я обратился с вопросом, стал рассказывать:
— Вот уже в течение четырех дней мужики возами привозят водку из Белева, верст за полтораста, где якобы свободная торговля.
В вагоне, кроме демобилизованных, много крестьян, едут на Белев за водкой.
— Вот большевики молодцы, — говорят в вагоне, — захватили власть и сразу же монопольку открыли.
Из разговоров узнал, что белевская власть из опасения разгрома винных складов объявила распродажу водки в обмен на хлеб. Мужики возами привозят хлеб, получая в обмен спирт и водку.
Через день я в Туле.
