«Обращение к художнику» (здесь и далее мы будем цитировать этот вариант статьи) — это прежде всего страстный призыв к собратьям по искусству, ко всем людям творческого труда «объединиться с массами в их борьбе против одного класса, за установление лучшего и более справедливого строя». Положение интеллигенции в американском обществе, говорит писатель, мало чем отличается от положения «наемных и всегда плохо оплачиваемых» обычных служащих. «И таково было положение интеллигенции во все исторические времена, несмотря на все хваленое благородство ее патронов и меценатов». Писатель вынужден с сожалением констатировать, что «возрастающее количество» американских деятелей умственного труда «все больше и больше отходит от масс, переставая сознавать их социальное значение, вырабатывавшееся так медленно и с таким трудом, а ведь от этого, — подчеркивает Драйзер, — целиком зависят формы устройства и богатство современной общественной жизни, столь важные для каждого отдельного индивидуума».
Писатель ставит перед американской и мировой интеллигенцией важный вопрос самой творческой судьбы художника — вопрос о необходимости неразрывной связи с широкими трудящимися массами, этими «щедрыми и до сих пор почти непризнанными друзьями и утешителями мыслителя, поэта, всякого творца вообще».
«Как могли бы существовать теперь или в какую-либо другую эпоху интеллигент, эстет, мыслитель, поэт, драматург, ученый, философ, изобретатель, если бы не существовало масс, массовой собственности и труда, столь грубо эксплуатируемых и расхищаемых классовым эгоизмом? Как могли бы они существовать? Что бы они сами на этот счет ни думали, они могут и могли существовать не по милости самозваных владык любых времен и народов, а только благодаря труду миллионных масс на дне общества».
Писатель обращает внимание интеллигенции на то, что «только от масс (с их великой, настойчивой потребностью жить и окружать себя разумным миром и довольством) может исходить создание реальных экономических ресурсов, а также умственные и художественные запросы по отношению к тому, что могут предложить миру мыслители, изобретатели, ученые, интеллигенция и гении». Драйзер призывает современных художников, творцов и мыслителей «повернуться к массам, включиться в их борьбу за развитие красоты, мысли и искусства вообще… Ибо не только ваши экономические, но и ваши социальные и художественные мечты совпадают с мечтами миллионов рабочих всего мира… Включайтесь теперь же в ряды борцов. Пишите, выступайте, боритесь за тех и вместе с теми, чье будущее есть ваше будущее. Прогресс развивается в этом направлении. А рука об руку с прогрессом идет искусство».
Статья эта была подлинным криком изболевшейся души художника, она давала прямой и недвусмысленный ответ на вопрос о позиции крупнейшего американского прозаика в те годы, когда вся интеллигенция земного шара отвечала на знаменитый, набатный вопрос Максима Горького: «С кем вы, мастера культуры?» Но Драйзер своей статьей не только отвечал на этот вопрос, он призывал других последовать его примеру и открыто выступить от лица «тех масс, из которых вы вышли и к которым вы принадлежите в действительности…».
В начале лета 1934 года Драйзер дал интервью нью-йоркскому корреспонденту газеты «Правда». В нем он снова вернулся к положению в американской литературе, подчеркнул резкое несоответствие между потерпевшим аварию кораблем капитализма и картиной создавшегося положения, открывающейся со страниц книг, литературных журналов и прессы. «Литература в общем на кризис не отозвалась, — говорил писатель. — Страдания масс в «большой литературе» не получили отражения… Если упоминается то или иное явление, то поверхностно и мимоходом, без связи с целым. Воображаю, что сделали бы с нашим современным общественным материалом Диккенс или Достоевский…»
Причины создавшегося положения для Драйзера абсолютно ясны: «Живуча романтика наживы. Голливуд своей мертвой хваткой держит не только кинематографию, но и всю литературу. Идеал: человек, который никогда не работает». А какой горечью проникнуты слова писателя о том застое, который какое-то время наблюдался в литературной жизни: «Американская литература спит глубоким сном. Гром кризиса ее не разбудил. Приблизительно в таком же положении, как я, находятся Шервуд Андерсон и еще несколько писателей, обладающих не только стажем, но и общественным, политическим сознанием. Мы — ничтожнейшее меньшинство среди огромного количества писателей, угодливо разрабатывающих образы преуспевающих бизнесменов».
Читающие эти строки понимали, что дело не в выборе объекта изображения, а в подходе, в творческой манере писателя, в типичности изображаемого. Драйзер в своем творчестве также неоднократно обращался к образам преуспевающих бизнесменов. Но в отличие от литературных поденщиков, обслуживающих класс капиталистов, он поднялся до изображения типического в американской жизни, мастерски нарисовал обобщенный образ современного ему капиталиста.
Говоря об американской критике, Драйзер отметил ее существенные недостатки и в заключение добавил: «Нам нужен критик, который сумел бы сорвать маску с нашей современной литературы. Двадцать лет назад для своего времени это сделал Менкен. Он — фаталист и реакционер, но он послужил на пользу американской литературе, сорвав с нее маску слащавости, патоки».
Характеризуя творчество молодых в то время, подающих серьезные надежды писателей, в том числе и пролетарских, Драйзер предупреждал их об опасности пренебрежения глубоким психологическим анализом, обращал внимание на необходимость «видеть человека». Недостаточно «рассматривать действительность под углом зрения определенных формул», писатель должен «видеть ничем не затемненную действительность, в первую очередь человека под углом зрения своего художественного темперамента». Достаточно вспомнить хотя бы первый роман самого Драйзера, чтобы понять, что сам он неукоснительно следовал этому правилу. Роман о судьбе простой американской девушки явился воплощением реалистических тенденций в творчестве Драйзера. «Его реализм, — отмечал Джеймс Т. Фарелл, — это реализм социального строя, и именно в «Сестре Керри» он преподнес американской литературе первый из своих трудов этого рода».
В конце 1935 года была опубликована — почти одновременно на английском и русском языках — статья Драйзера «Два Марка Твена», в которой он пытается пролить дополнительный свет на творчество этого великого представителя американского критического реализма. Внимание Драйзера привлекает не Твен — «неисправимый шутник и неистощимый юморист», а Твен — «крупнейший и оригинальный мыслитель-пессимист», Твен как «психологическая и литературная загадка». «…Мое внимание, — писал Драйзер, — как и внимание многих, привлекал не особый, поистине раблезианский по силе дар юмора, парадокса, преувеличения и острой шутки, преобладавший у Твена, а его менее заметный для широкой публики и, так сказать, затаенный дар, его талант изображать мрачное и разрушительное, его лирические и скорбные размышления о смысле или бессмысленности жизни, а также сила и ясность его реализма и критики».