9 сентября 1933 г.
Вчера спускались по долине Вору — огромные старые завалы и следы бывших озер. Свернули на юг в долину Арча-Майдана и скоро стали в долине древнего озера. Опять обычная программа: холод — костер и т. д. Ночь была не очень холодна. Утром и весь день был длинный путь по очень мрачным ущельям, а дальше — арчевый лес, и, наконец, взяли перевал Дуодон (4000 м), хотя это предполагалось назавтра. Перевал такой — ледники с обеих сторон, но подъем по боковой старой морене, очень пологий, я почти всю дорогу не слезал с лошади. Спуск по осыпи тоже не очень крутой. Мы видели снежную лавину, с грохотом сорвавшуюся, но далеко от нас. Теперь уже спустились и стали на ночлег. Ночь будет холодная — снег близко. С перевала вид не особенно интересный, Гиссарский хребет едва виден, с нашей стоянки сейчас он виден лучше — снегом завален, вершины в зубцах. Итак, завтра будем на Искандеркуле, там отдохнем на гидрометеостанции.
10 сентября 1933 г.
Против ожидания, ночь была не очень холодная, хотя снег и лед здесь рядом. Вода в ручье была настолько холодна, что я не решился обтираться. Вокруг нас хаос обвала, есть камни величиной с Алупкинский дворец. Между корнями арчевые лес, выше его — сразу близко снег. Вот солнце ударило в откос хребта, он стал красным, а снег розовым, и очень быстро стало светло, но холодно по-прежнему. Мне еще предстоит обратно такой перевал, но поменьше, либо обратный путь по реке Фан, где дорога плохая. Самые сильные впечатления вчерашнего дня — голубые реки и черные их коридоры, потом мостики и карнизы (совершенно безопасные).
Спуск с нашей стоянки оказался исключительным: через ряд обвалов в широкой пропасти — как по гигантской лестнице, сразу тысяча метров вниз, а рядом все время серия водопадов. Целый час мы вели вниз лошадей и попали в долину Сырытас, в березовую рощу. По этой долине мы полдня шли вниз, нередко по таким же спускам, как с Дуодона. Часам к трем мы увидели наконец озеро — бирюзовоголубое, длиной свыше трех верст, кругом горы и кое-где березовые и другие рощицы. Оно очень интересно, но я ждал большего, вероятно, в другие месяцы оно лучше, когда кругом снег. В одной из рощ — постройки гидрометеостанции. Здесь живут круглый год, и несколько месяцев сообщения нет никакого. Заведующий — бывший полковник — очень интересный человек. Они здесь, как робинзоны, все делают своими руками, живут в значительной степени охотой (козлы, кабаны, волки, медведи и снежные барсы — ирбисы). У них огород, свой кирпичный заводик и т. п. Пока еще я всего не видел, дальше занялись составлением задания для наших осмотров месторождений.
11 сентября 1933 г.
Сегодня мне удалось уделить полдня озеру и реке. Заведующий станцией повел нас на водопад Искандердарьи, который мало кто знает. Он совершенно поразительный, падает с сорока шести метров высоты в ущелье, страшно мрачное, снять невозможно, так как стоять у края нельзя, приходится ложиться, да и то весь водопад не виден, а другого подступа нет. Температура озера 14 градусов по Цельсию, значит, действительно я вчера не ошибся — по Реомюру 11 градусов.
13 сентября 1933 г. Талфон
На Искандеркуле мы остались с Чуплиным еще полдня и успели с заведующим съездить на лодке через озеро осмотреть некоторые места. Я греб туда и обратно версты четыре, несмотря на сильный ветер. Видели много интересного. С заведующим настолько познакомились, что уже мы с тобой приглашены сюда на отпуск. Сколько наврал Мстиславский, теперь только мне стало ясно, но в романе ведь без этого нельзя! Путь в Талфон мы с Чуплиным совершили вдвоем. Верхнее течение Искандердарьи верст шесть совершенно исключительное: река прорывает колоссальные старые морены мощностью до 300–400 метров, водопады идут несколько верст, но дорога очень трудная для лошадей, и все время надо спускаться пешком. Потом более скучное ущелье, и, наконец, Ягноб и Талфон — места после Искандердарьи кажутся скучными, конечно, только по контрасту. Несмотря на усталость, сейчас мы по приезде полезли осматривать новое месторождение мышьяка, и сегодня уже еду в обратный путь. Уже темнеет, и писать трудно, мы прибыли на стоянку в ущелье Фана.
Ущелье Фана наиболее грандиозное и мрачное из всех. Стены таковы, что небо едва видно, а я был только на первых шести километрах, дальше, говорят, еще более узко и глубоко. Но это последний год существования плохой тропы, там пройдет через год автомобильная дорога. Река мутная, как Кура, но, конечно, не так велика. К карнизам и оврингам и я и моя серая совершенно равнодушны. Теперь я вдвоем с Берниковым (рабочим Наследова). Мы уже сделали полпути до перевала и часа через два станем на ночлег, а перевал Лаудан возьмем при луне, чтобы часам к девяти спуститься к Куликалону. Я везу полпуда сушеного урюка, сейчас съел две чашки катыка, не брился две недели, вообще я — азиат-кочевник, и мне кажется, что я могу так ехать без конца. Вчера было много новых знакомств, на Фанском ущелье, точно на улице, разные экспедиции из Ленинграда (гидрологи и т. д.). Много народу ездит теперь в Туркестан, и попутно все занимаются еще и не своим делом — все ищут золото, и, конечно, никто не находит. Вчера одного пришлось сильно разочаровать — он думал, что нашел древнюю выработку золота, а я ему пояснил, что добывали здесь всего лишь серу и квасцы. Бедняга был очень огорчен, он все мечтал улучшить свою жизнь открытием. Теперь мы на стоянке, Лаудан перед нами. Еще сравнительно рано, и мы думаем взять его еще при утренней луне, ночь предстоит холодная и долго спать не стоит. Варится до ужаса надоевший рис с мясными консервами, потом будет чай. Завтра надеюсь поесть в отряде Соболевского, который стоит за Лауданом.
15 сентября 1933 г.
Ночь была «рекордная» по холоду. Пришлось одеться и сжечь огромное количество сухой арчи, и все-таки согреться было трудно. На перевал удалось двинуться лишь с восходом солнца, так как луна почти не светила. Взяли его мы легко, но спуск был тяжелым. К десяти часам были уже на Куликалонских озерах — их пять, одно выше другого, все изумрудно-зеленые, темнее Тургояка. Соболевского не застал, но его отряд показал мне замечательные кристаллы плавикового шпата, годного для оптики, огромной величины. Сегодня я в последний раз видел снег, сейчас уже кругом серые склоны. Завтра поеду к Зеравшану.
17 сентября 1933 г.
Вот я и возвращаюсь на старые места. Сейчас сижу в центре города в чайхане и греюсь на солнышке. Пенджикент в названии напоминает что-то индийское (Пенджаб) и вместе с тем (Генри «Короли и капуста») Ангурию — все здесь знакомы, конечно, я говорю о европейской части населения. Здесь есть маститый геолог Тизенгаузен или, как его здесь называют, Вестингаузен, который меня взял в оборот, едва я приехал, новости здесь распространяются с быстротой молнии. Мне здесь нравится больше, чем в Самарканде, — больше чувствуется Азия, верблюды часто идут, больше уличной жизни.
