я буду счастлив и как я буду от души и глубоко благодарить Христа за эту благодать нашему семейству».
Реакция других родственников по Императорскому Дому была неоднозначной. Статус великой княгини (в отличие от ранга императрицы) по российским законам не требовал перемены веры от инославных супругов, поэтому остававшиеся лютеранками великие княгини (прежде всего, вел. кн. Мария Павловна (старшая)) забеспокоились, как бы этот шаг Елисаветы Феодоровны не привел к изменению законодательства и «утеснению» их свободы вероисповедания. Решение Елисаветы Феодоровны принесло боль ее отцу великому герцогу Гессенскому Людвигу IV. Будучи ревностным лютеранином, он воспринимал Православие с особенностями его вероучения, богослужения и традиций как уклонение от «чистого» христианства в «идолопоклонническую ересь». И, несмотря на огромную любовь к дочери, он так и не принял ее решения.
Именно религия разделяла Николая Александровича и принцессу Алису. И поступок Елисаветы Феодоровны стал примером для будущей русской императрицы. Из письма цесаревича Сергею Александровичу от 22 февраля 1891 г.: «Ты знаешь как мне близко к сердцу все, что касается тебя и тетеньки, поэтому, когда я прочел твое письмо, я положительно остолбенел от удивления и радости, что она так скоро решилась на это святое дело! Искренно тебе сознаюсь, что эта весть доставила мне двойную радость: перемена религии увеличит еще более ваше счастье, а мне может примером своим помочь достичь того, что я пламенно желаю всеми силами души… Я часто-часто думал и передумывал наш разговор втроем о переходе ее в нашу веру и не понимаю, отчего известие это так меня могло поразить».
Присоединение великой княгини к Русской Православной Церкви прошло тихо, в Лазареву субботу. Из письма Александра III к цесаревичу об этом дне: «Вся церемония на всех присутствующих произвела глубокое впечатление; я должен сознаться, что был глубоко проникнут серьезностью и знаменательностью этого события, и чувствовалась близость и участие чего-то таинственного и присутствие самого Господа!» [19]. Через неделю, на Пасху, Елисавета Феодоровна и Сергей Александрович уже вместе причащались.
Первое причастие на Светлое Христово Воскресенье… Еще год назад, после пасхальной службы, она звала цесаревича играть в теннис. Теперь же, начиная со следующего 1892 г., она говеет в первую и Страстную седмицу Великого поста, посещает службы утром и вечером, причащается на обеих неделях. В 1893 г. Елисавета «ходит ко всем службам» даже будучи тяжело больной… В 1900 г. вместе с мужем она раскрывает красоту великопостных служб царской чете, специально приехавшей говеть в златоглавой Москве. Впоследствии и Марфо-Мариинскую обитель она откроет в предверии Великого Поста: «Первая наша неделя целиком прошла в молитвах, покое и говении, затем мы приняли Святое Причастие, после чего начали новую жизнь», — из ее письма к государю [20].
Через несколько дней после объявления решения Елисаветы Феодоровны о принятии Православия последовал указ Александра III о назначении Сергея Александровича московским генерал-губернатором. Фактически «роль царского наместника в центральной России». Ему принадлежала высшая административная власть на подведомственной территории; он был наделен правом вводить положение об усиленной охране, запрещать всяческие собрания, закрывать торговые и промышленные предприятия, высылать подозрительных, запрещать периодические издания и т. д. Ему непосредственно подчинялись губернаторы и высшие административные чины; он имел право прямого доклада царю и право запроса министрам. Позднее, в 1896 г., он получил и должность командующего Московским военным округом, включавшим десять губерний вокруг Москвы [21].
Роль супруги генерал-губернатора, безусловно, была публичной и политической, что автоматически предполагало наличие открытых недругов и скрытых врагов. Но были ли у нее друзья? Из письма великой княгини к государю (март 1899 г.): «Я уверена, что ты не хотел бы видеть великих князей на столь высоких постах, а тем более в должности генерал-губернаторов — мы, в нашем положении, не должны занимать такие посты, где бы к нам относились как к простым смертным. В военных верхах — дело другое, это всегда была и есть служба, которую ждут от великих князей, все другие должности, где человек становится мишенью для каждого, явно низводит наше положение… мы, великие князья, не должны оказаться в положении людей, которых можно смещать <с должности> как обычных людей. Мы должны окружать престол нашего государя и сохранять ему верность».
Были ли готовы Сергей Александрович и Елисавета Феодоровна к новому служению? Осознавали ли тяжесть предстоящего?
Сергей Александрович еще с рождения был зачислен в Преображенский полк, а в 1877 г. приступил к «царской службе» в нем. В 1882 г. он был назначен командиром 1-го батальона, в 1887 г. стал командиром полка. В среде гвардейского офицерства высоко ценились честь, верность слову, взаимовыручка, исполнительность, преданность царю и отечеству. Великий князь жил преданиями и традициями своего полка, его укладом. Из письма Елисаветы Феодоровны к цесаревичу от 5 марта 1891 г.: «Сергея назначили генерал-губернатором Москвы. Мы глубоко тронуты огромным доверием, которое твой отец оказал моему дорогому мужу, назначив его на столь важную должность, и добротою и любовью, которые он проявил, сделав Сергея своим генерал-адъютантом. Но, можешь себе представить, как мы взволнованы началом совершенно новой жизни — и к тому же, грустью расставания с нашим дорогим полком. Право же, трогательно видеть, как все офицеры любят Сергея и в каком отчаянии, что он покидает их. К тому же мысль, что вся наша семья и друзья остаются здесь, и мы не будем с ними видеться каждый день, доставляет большое огорчение, так что на данный момент мы весьма приуныли. Когда ты вернешься, мы, видимо, будем принимать тебя в Москве уже в новом положении». Из письма великой княгини к своему брату Эрнсту, принцу Гессенскому: «Волосы поднимаются дыбом, когда подумаешь, какая ответственность возложена на Сергея… староверы, купечество и евреи играют там важную роль… Теперь все это надо привести в порядок с любовью, твердостью, по закону и с терпимостью. Господь, дай нам силы, руководи нами, так как все это будет таким трудным и тяжелым… Я также надеюсь, что смогу помогать немного Сергею. Я буду стараться выполнять отлично все то, что выпадет на мою долю…» [22]
Москва же встретила государева брата и его благоверную супругу весьма настороженно. 10 лет спустя Сергей Александрович запишет в своем дневнике: «В ½ 3 ч. мы принимали в бальной зале всех московских дам, благословивших нас образами в память 10 л<етия> приезда в Москву. Е. П. Ерм<олова> сказала несколько трогательных слов; мы cercle и говорили без конца… Вспоминаю тяжелые минуты 10 л<ет> тому назад» [23].
И хотя у великого князя не было опыта административной работы, а постоянное пребывание на публике его тяготило, но нести возложенный на него крест помогало ясное понимание своего
