семья. Бытом, вкусами, интересами это монаршее семейство не слишком отличалось от собственных подданных, вело скромную, вполне буржуазную жизнь, считая пороком показную роскошь, праздность и высокомерие. Обязательная публичность рассматривалась ими как неизбежное бремя.
«Принцесса Дагмар была одета чрезвычайно просто, в светлом летнем платье с черным передником. Прическа была простая, гладкая коса поддерживалась сеткою. Маленькая головка чрезвычайно грациозно покоилась на стане невысоком, но необыкновенно пропорционального сложения. Глаза поразили нас всех выражением ласки и кротости, а между тем взор пронизывал человека, на которого они были обращены» (Секретарь цесаревича Федор Оом).
Друг королевского дома, сказочник Ганс Христиан Андерсен был нежно привязан к Дагмар – он словно с нее лет тридцать назад списал пленительную Русалочку. Девочка хорошо рисовала, немного играла на фортепиано, любила романы Жорж Санд и лошадей. Веселый характер, доброта, отсутствие вычурности и церемонности сделали ее популярной среди датского общества, где королевская семья постоянно была на виду.
В такую принцессу было нельзя не влюбиться – и Николай влюбился. К тому же она походила на Сашу: хотела смеяться – смеялась; случалось грустить – не лукавила. Отправил письмо императрице, признавшись, что любит принцессу и счастлив: «Она так симпатична, проста, умна, весела и вместе застенчива. Она гораздо лучше портретов, которые мы видели до сих пор. Глаза ее говорят за нее: такие добрые, умные, бойкие глаза».
Минни, как ласково звали Дагмар в королевской семье, тоже его полюбила. Династический брак с кем бы то ни было, должен был все равно состояться, никто не спросил бы ее: любит она жениха или нет; а тут ей судьба улыбнулась. И Николай месяцем позже признался отцу, что, наверное, Бог свел его и Дагмар.
Он поехал в Дармштадт, где находились сейчас мать и отец, просить разрешения на брак. В Дармштадте пробыл несколько дней. Император взял с собой сына в Потсдам на маневры, где Николаю пришлось по десять часов ездить верхом. Боли в спине обострились, но отлежался, поехал к Дагмар, поскольку родительское благословение было получено.
Как совершалась помолвка, можно узнать из записок Оома. «Цесаревич сперва обратился к королю и королеве с вопросом: согласны ли они вручить ему судьбу дочери? Королева отвечала, что, насколько ей известно, сердце принцессы свободно, но что она все-таки не может поручиться за ее согласие. Цесаревич попросил позволения лично сделать принцессе предложение». Принцесса Дагмар согласилась. Пока шли приготовления, жених и невеста проводили время в живописных окрестностях Фреденсборга. Дагмар, обожавшая верховую езду, увлекла Николая, впрочем, и он был отличным наездником. Молодость мчалась навстречу счастью!
«Ах, если бы ты только видел и знал его, то мог бы понять, какое блаженство переполняет меня при мысли, что я могу назвать себя его невестой!» – делилась Дагмар в письме к брату. А Николай сообщал своей матери, что даже не знает, кого больше любит: Сашу или Дагмар.
В это время просочились сведения, что два датских княжества будут аннексированы Пруссией. Дагмар была настолько уязвлена, что, не соблюдая субординацию, в нарушении всех правил обратилась с письмом к русскому государю: «Извините, что я обращаюсь к Вам с прошением. Но, видя моего бедного отца, нашу страну и народ, согнувшихся под игом несправедливости, я, естественно, обратила мои взоры к Вам. Я умоляю Вас употребить Вашу власть, чтобы облегчить те ужасные условия, которые вынудила моего отца принять грубая сила Германии. От имени моего отца я прошу у Вас помощи, если это возможно, и защиты от наших ужасных врагов».
Александр II был обескуражен. Сыну отправил письмо, полное недовольства тем, что король Кристиан IX использует дочь, которая еще не стала его родственницей, чтобы в своих целях влиять на политику российского государства! Никса его уверял, что король ни при чем, он даже не знает об этом письме, что Дагмар слишком открытая и честная, чтобы заниматься интригами, что она безоглядна в душевных порывах… Он еле выгородил ее.
Обручение состоялось 28 сентября. В честь такого события прогремел в Петербурге 101 пушечный выстрел, а в Копенгагене был фейерверк. Молодой князь Мещерский приехал из Англии, чтобы поздравить наследника. Николай поделился с ним радостью:
– Я предчувствую счастье. Теперь я у берега. Бог даст, отдохну, укреплюсь в Италии, затем свадьба, а потом новая жизнь, семейный очаг, служба и работа. Пора… Жизнь бродяги надоела… В Схевенингене всё черные мысли лезли в голову. В Дании они ушли, живу мечтами будущего: мне рисуется наша доля и наша общая жизнь труда и совершенствования.
Мещерский признался, что везде за границей лучше, чем дома, в смысле порядка и отношений между людьми. Николай возразил:
– У России вся будущность впереди. Здесь – «лето», а в России – «весна» с ее неурядицами, но и с ее надеждами в пробуждающейся жизни.
– Надежды надеждами, а государственных людей в России нет.
– Да, это правда.
(«Странное, дикое время! – писал профессор А. В. Никитенко. – Разладица всеобщая: административная, нравственная и умственная. Деморализация в народе и в обществе растет и зреет с изумительною быстротою. Умы серьезные тщетно стараются противодействовать злу. Да и много ли их, этих умов? Власть никем не уважается. О законе и законности и говорить нечего: они и прежде имели у нас только условное своеобразное значение, т. е. настолько, насколько их можно было обойти в свою пользу»).
Николай и Владимир Мещерский знали, что в высшем кругу правления лица ничтожные, доставшиеся Александру II от отца, что среди них с десяток бездарных великих князей, но он не решается их убрать.
– Да, это правда, – повторил Николай. – Но до известной степени. Люди такие есть, их просто не ищут. Сколько дельных мне довелось встретить в прошлом году, когда путешествовал по России! Я думаю, что если земские учреждения пойдут у нас с толком, то получится отличная школа. Вот дайте мне только жениться! Как бы то ни было, а до сих пор я жил за китайской стеной. Мы выезжали в свет в эту зиму с Сашей, а много ли толку было? Все сплетни да сплетни. Когда я женюсь и у меня будет свой дом, китайская стена провалится, мы будем искать людей с государственным мышлением. Некоторые говорят, что таких создает конституционный образ правления. Я об этом не раз думал; по-моему, вряд ли это верно. Посмотрите век Екатерины… Ведь это был век богатейший государственными деятелями не только у нас, но во всей Европе. Во всяком случае, это доказывает, что образ правления тут ни при чем. Это мое твердое убеждение. И я надеюсь, что никто меня в этом отношении не разубедит.
