Тронке подумал, что тут уже делать нечего: такие, выбрав путь, не сойдут с него. Скорее часы на ратуше Лейпцига пробьют тринадцать, чем Клара отступится от Осипа.
Людвиг Тронке, немец по национальности, долго жил в России, где отец его представлял фирму швейных машин. Там он сошелся с революционно настроенными студентами. Людвиг Тронке согласился быть агентом политической полиции не из-за куска хлеба. И не по идейным соображениям: он был глубоко аполитичен.
Малопочтенное занятие привлекало его совсем другим. Людвиг был завистником… Он завидовал бесстрашию «ушедших в революцию». Он смутно угадывал, что эти люди живут духовными радостями, недоступными ему…
Царская охранка держала под наблюдением русских эмигрантов в Париже. Содержательные донесения агента о супругах Цеткин были полезны. Они доказывали, что руководители царской охранки не ошиблись, обратив свое внимание на молодого «выходца из Одессы, ведущего преступную пропаганду среди французских рабочих, а также политических эмигрантов всех национальностей».
О том, что ее агент работает одновременно и на немцев, русская охранка просто не знала…
Осенью 1883 года супруги Цеткин полной грудью вдыхали воздух Парижа…
«Дорогая моя Мария, — мысленно обращалась к подруге Клара. — Я счастлива! И мне кажется, что все вокруг просто пропитано счастьем. Город показался мне давно знакомым. Он вставал передо мной со страниц любимых книг. Я узнаю широкие авеню и платановые аллеи, маленькие площади, уставленные старыми домами с крохотными балкончиками. Может быть, то, что Осип рядом, окрашивает все окружающее радостью!»
Клара быстро вошла в мир мужа. В тесный круг руководителей Французской рабочей партии. Она познакомилась с Жюлем Гедом, в то время вместе с Полем Лафаргом возглавлявшим партию. С глубоким интересом слушала Клара его рассказы о свиданиях с Марксом и Энгельсом в Лондоне. Клара восхищалась эрудицией Геда, его речью, обдуманной и изысканной.
Но более по душе пришелся Кларе Поль Лафарг. Какой непримиримостью он загорался, когда выступал против попыток пересмотреть революционное учение Маркса!
По-настоящему подружилась Клара с Лаурой Лафарг, дочерью Карла Маркса.
Именно в это время Клара и Лаура, хорошо знавшие трудную участь женщин-работниц и жен рабочих, пришли к мысли о создании организации по работе среди женщин.
Клара и Лаура — первые общественные деятельницы, которые противопоставили буржуазной филантропии организацию женщин-пролетарок.
В Сен-Антуанском предместье был в то время квартал, заселенный вышивальщицами и кружевницами. Лаура и Клара приходили в их семьи, рассказывали о Марксе, о его учении.
«Дорогая Мария, — снова обращалась к подруге Клара. — Какой это громадный и противоречивый город! Мы с Лаурой восхищаемся жизнелюбием и стойкостью женщин, которые живут в самых тяжелых условиях…
Как ждут они слова правды и как отзываются на него! Это искусницы, чьими руками и вкусом создается элегантность парижских богачек… И эти труженицы терпят унижения от всех: от скупщика до консьержки; они измучены вечной угрозой лишиться заработка, крова, возможности вырастить своих детей…»
Клара и Лаура были в колоннах французских рабочих в тот солнечный майский день, когда весь рабочий Париж вышел на улицы. Шелестели знамена. Пестрели весенние цветы. Извозчики на высоких козлах фиакров, выстроившихся вдоль тротуаров, махали своими цилиндрами и кричали женщинам: «Красотки! Мы готовы с вами идти хоть на край света, но куда деть лошадей?..»
Чем ближе к кладбищу Пер-Лашез, тем строже становились лица и торжественнее звучали слова боевой песни. Той самой, которую Клара знала с детских лет, — «Марсельезы».
Полиция напала, когда процессия, возложив цветы у Стены коммунаров, возвращалась с кладбища. Конный отряд разгонял демонстрантов. В толпе Клара потеряла Осипа. Он явился домой только в полночь. Одежда его была в крови.
— Ты ранен? — испугалась Клара.
— Нет. У меня пошла кровь горлом. Наверное, от простуды. Отлежусь.
Он действительно отлежался…
Осип Цеткин, политический обозреватель «Социал-демократа», «Фолькстрибюне» и других социалистических газет, стал известен в эти годы своими яркими и живыми статьями и очерками о парижской жизни.
Клара помогала ему и училась у него.
Скудный бюджет семьи складывался из гонорара за статьи и случайных заработков: то друзья достанут работу по переводам, то попадется урок — Кларе пригодилось знание языков. Все это позволяло только-только сводить концы с концами.
Но пора главных забот пришла тогда, когда Цеткины стали родителями двух мальчиков. Сыновьям были даны русские имена: Максим и Костя.
И как бы ни бедствовали супруги Цеткин в трудную пору их жизни в Париже, они делали все, чтобы их сыновья имели все необходимое. Максим и Костя росли здоровыми и веселыми мальчуганами, и, переступая порог скромной квартирки, Клара чувствовала себя счастливой; у нее был любимый и любящий муж, ее друг, ее единомышленник. Она мечтала вместе с ним воспитывать своих мальчиков, сделать их достойными людьми, духовными своими наследниками. Ведь им предстояло жить в новом мире, во имя которого трудились и боролись их родители.
Осип все чаще болел. На Клару легли не только заботы о семье, но и работа Осипа — статьи для газет.
Клара несла свою ношу без ропота. Ее любовь питала ее надежды и тогда, когда для них оставалось так мало места… И однажды, когда Клара, пышущая здоровьем, пришла домой с покупками, Осип привлек ее к себе и сказал:
— Я прочел рукопись, которую ты мне оставила…
— Ну и как? — спросила Клара. Это был черновик ее статьи.
— Я не ошибся в тебе. Все-таки я партийный пропагандист и могу распознать человека…
— Ты ужасно расхвастался! — сказала Клара.
— В каждом человеке что-то заложено. И оно может дремать, пока какой-то толчок его не пробудит… Этот толчок чаще всего дают обстоятельства жизни. Жизни в определенном обществе, — говорит Осип.
— Или счастливая встреча с человеком… — добавляет Клара.
Здоровье Осипа ухудшалось. Его губила болезнь царских тюрем и бисмарковских казематов, болезнь долгих лет нужды. Она унесла Осипа Цеткина, когда ему не исполнилось и сорока лет.
Был солнечный январский день.
Посреди комнаты, убогость которой вдруг выступила из каждой ее щели, стояла молодая женщина. Она не причитала, не ломала руки. И не плакала. Когда горе так велико, нет места слезам.
Ею овладело странное чувство: словно она видит страшный сон. Надо проснуться, чтобы вернуть последний миг счастья, слабое пожатие руки, легкое дыхание, тихие слова любви…
