– А мне чурок дадут?
– Кого дадут – те и будут. У нас в конце недели присяга. Снова папы, мамы наприезжают.
– Значит, снова гуляем, – заключил я.
– Угу, гуляем. Надеюсь, что будет побольше, чем сегодня. И может кто умный горячительное притащит. Все, мужики, отбой. Я пошел спать.
И мы, поглаживая полные животы, отправились по койкам, обсуждая по дороге, как бы спрятать самых грамотных солдат от перевода в другие роты.
На присягу солдат взвода я не попал. Во время показательных учений я умудрился посадить занозу глубоко под ноготь и, несмотря на то, что она была тут же мной удалена, и кровь я выдавил насколько смог, что-то засело под ногтем и ужасно болело.
– Тебе надо к хирургу, – сказала фельдшер Тамарка, осмотрев палец.
– Том, а когда он будет?
– Завтра должен прийти. Я тебя запишу. Не опаздывай.
На следующий день я сидел в кресле перед капитаном, облаченным в белый халат.
– На что жалуемся, сержант?
– На жизнь, товарищ капитан. Но болит палец. Была заноза, вроде прочистил, как мог…
– Посмотрим, посмотрим, – спокойно и уверенно произнес хирург. Давай сюда руку.
Не долго думая, он достал хирургические ножницы с тупыми, закругленными концами и хватил здоровый кусок ногтя. Кровь пошла из пальца. Я дернулся от боли.
– Терпи, казак, атаманом будешь, – пошутил врач по-детски.
– Так палец-то живой…
– Ну, будет мертвым. Шучу я. Панариций у тебя под ногтем.
– И чего будем делать?
– Я его попробую выдавить, чтобы ноготь не рвать. А можно отрезать… вместе с пальцем… по самые уши. Но начнем с первого.
Потерпишь?
– Постараюсь…
Капитан резанул ноготь еще раз и сильно надавил на палец. Правой рукой я резко перехватил левую и прижал ее к ноге, чтобы не дернуть лишний раз. Кровь текла ровной струйкой.
– Ну? Как? – спросил я, скорчив гримасу, капитана.
– Надеюсь, что выдавил. Если "головка" осталась, то придется резать.
Через день разбуженная точка болела еще сильнее. И я снова сидел перед очами хирурга.
– Придется резать. Держи направление. Завтра утром к девяти ты у меня в санбате. Понял? Знаешь где?
– Знаю.
– Ну, не опаздывай, а то у меня еще две плановые операции.
– У нас присяга, а ты в санбат? – кричал ротный, узнав, что я ухожу утром.
– Так во взводе два сержанта еще…
– Это сержанты? Один сам еще дух. Его солдаты посылают, а второго комполка приказал на стрельбище отправить. Он у тебя только значиться будет.
– Ну, чего я могу поделать, товарищ старший лейтенант? К обеду, наверное, вернусь…
– Как же, вернешься ты!!
Ротный распылялся, я решил молча выслушать его тираду. Спорить с новым ротным было бессмысленно, а остановить меня он не мог. Минут через десять, дослушав его пламенную речь, я вышел из канцелярии и постарался не появляться на глазах у недовольного командира до конца дня.
Утром, к девяти, я пришел в санбат. Санитарный батальон представлял собой огороженное высоким забором с огромными, украшенными красными звездами зелеными воротами, двухэтажное здание из белого кирпича. По всей территории санбата были разбиты клумбы с цветами, и прекрасные кусты создавали тень вокруг скамеек в разных уголках этого живописного сада. Дорожки были посыпаны мелким гравием. Вид территории наглядно демонстрировал, что армия делает все возможное, чтобы солдат скорее поправился и вернулся в строй. На проходной, около будки дежурного стоял солдат и размешивал зеленую краску в железном ведре.
– Лучше мешать, твою мать! Лучше, я говорю, – голос, идущий из-за забора, показался мне до боли знакомым. – Ты растворитель взял? Нет?
А чего ты тогда мешаешь, урод?!
– Вы сами приказали, товарищ майор.
– Ты совсем дебил? Умом не вышел? Краску, блин, мешать не умеет.
Стой тут, а то я тебя там… Я сам принесу растворитель.
Я вошел в будку и увидел сквозь стекло второй двери удаляющегося майора Шандыбина. Я понятия не имел, что бывшего командира первого мотострелкового батальона, который не без моей помощи потерял эту должность, получив строгий выговор по партийной линии и не получив очередного звания подполковника, был переведен в санитарный батальон. Чем он тут мог заниматься, я представить себе не мог, но сталкиваться с майором у меня не было ни малейшего желания, и я быстро проскользнул в приемный кабинет хирурга.
– Ну, как у нас дела? – приветствовал меня капитан Белов.
– Болит.
– Болит – будем резать, – заключил врач. – Сними куртку. Давай руку.
Я положил руку на удобный подлокотник хирургического кресла.
Белов взял какую-то колбочку, надломил верхушку и начал опрыскивать мой палец жидкостью.
– Я руки помыл, товарищ капитан…
– Это заморозка. Чувствовать не будешь.
Заморозка не действовала. Как только капитан дотрагивался до пальца я отдергивал его обратно. После третьей попытки врач, выкинув практически пустую колбочку в мусорное ведро и взялся за шприц.
Через пять минут двойной укол подействовал. Кисть была как чужая.
Палец совсем не чувствовался. Его можно было отпились, я бы только смеялся. Хирург быстро и четко сорвал ноготь.
– Вон. Вон "головка", товарищ капитан, – показал я пальцем другой руки на открывшееся место изгиба.
Хирург удивленно поднял голову:
– Ты отвернись, а то рухнешь тут у меня от вида крови.
– Не рухну. Я думал на хирургическое отделение поступать в первый мед, да испугался.
– А чего испугался?
– Английский у меня – ноль. Вот и испугался, что латынь не выучу,
– грустно сказал я.
– Все равно отвернись, нечего плевать на открытую рану.
– Так Вы же ее все равно промоете, – заулыбался я.
– Вот народ пошел. Меня, старого капитана, учат, что делать.
Студент.
– Ага. Студенческий набор.
– Долго еще?
– Почти год. Надеюсь, что меньше.
Между делом, Белов вытащил гнойную головку, промыл раствором палец и начал бинтовать. Палец приобретал размер в три раза больше настоящего и выглядел смешно.
– Руку вверх держи.
– Нормально, не болит.
– Это пока наркоз действует – не болит. А вот наркоз пройдет и…
Ты командир отделения?
– Замок.
– Вечно с солдатами "в поле"?
– А куда мне от них деться?
– Есть куда. Я тебя положу на несколько дней.
– А это так необходимо, товарищ капитан?
– Ты хочешь домой без руки приехать?
– Неа, не хочу.
– Неа, – передразнил меня хирург. – Замок, а научиться не можешь?
В общем, иди, оформляйся. Что я прав, часа через два поймешь. Будет болеть – возьмешь таблетку анальгина. Иди.
Через десять минут, переодевшись в больничную пижаму, я тихо радовался тому, что врач меня оставил в санбате. Было очень приятно понежиться на чистой больничной койке, где я сразу развалился, сославшись на то, что только что "после операции" и у меня от наркоза кружится голова. Спорить со мной никто не стал, и я сладко заснул.
