Ломоносов. Григорий Николаевич, вы спросили у меня позволения рыться в моих трудах?
Теплов. Я имею право распоряжаться имуществом Академии наук.
Разумовский (засиял). Что это? А! Глиняные свистульки!
Ломоносов. Вздор. Студенты нажгли для забавы окрестным ребятишкам.
Разумовский. Катя! Недалеко от Лемешей, нашего хутора на Украине, бывали ярмарки. Мамо часто возили меня на них. Бывало, прошу: «мамо, купите свистульку». Они же, считая это пустяком, покупают пряник. (Пробует свистульку.) Великолепный звук! И сколько их! И какие разнообразные!.. Разрешите мне взять одну, господин Ломоносов? Нет, две?
Ломоносов. Да сколько хотите, ваше сиятельство.
Разумовский. Пять! (Свистит.) Почти октава. Божественно!
Теплов (показывая модель). Ваше сиятельство! Кощунство! Летательная машина!
Разумовский. Как летательная машина? Ломоносов!
Ломоносов. Чаю, вначале сии аэродромные машины будут поднимать вверх на воздух разные приборы, дабы узнавать течение ветров, температуру воздуха и влажность его. Дальше машины сии и человека носить будут.
Теплов. Летают только птицы да ангелы, Михайло Васильич. И нигде в священном писании не сказано, что человек может летать и его можно уподоблять птице, тем паче ангелу. Человек есть червь.
Разумовский. Аз есмь червь.
Ломоносов. Если это вам так нравится, ваше сиятельство…
Нарышкина смеется. Разумовский обижен.
Теплов. Ваше сиятельство! (У дверей плавильного отделения.) Громовая машина!
Разумовский. Где?
Теплов. Вот, в плавильной.
Разумовский. Сделал-таки? Сделал-таки?
Ломоносов. Сделал.
Разумовский. Хорош!
Теплов (горячо, Ломоносову). Ну зачем ты ее сделал?
Разумовский. Тебе Шумахером было запрещено ее делать.
Теплов. В тебя святейший Синод пальцами тычет, на тебя духовенство донесения длиной с версту пишет. Не говоря уже об атеизме, вот соседи твои…
Ломоносов. Кто?
Теплов. Монахи Богоявленского монастыря жалуются, что через твою громовую машину их монастырь, н коем много деревянных строений, сгореть может. А там — мощи, кроме монашествующих! Вот к чему ведет твоя физика!
Ломоносов. Попам-суеверам не вижу нужды толковать о физике. Пусть довольствуются священным писанием!
Разумовский. Ломоносов, ты невыносим! Я уезжаю на Украину и за твои безбожные сумасбродства перед Сенатом и Синодом отвечать не хочу. Сейчас же уничтожь громовую машину и прекрати все свои писания об атоме. Атом?! Что, по-твоему, человек из частиц составлен?
Теплов. Человек создан по божьему подобию.
Разумовский. Слышишь? Ломоносов?
Ломоносов. Слышу.
Раскат грома.
Разумовский (весь дрожа от гнева, вырывает из рук Ломоносова какой-то манускрипт, кидает его на пол и яростно кричит). Что-о?!
Ломоносов (также громко и яростно). Гром, ваше сиятельство!
Разумовский. Едем, Катя, гром!
Нарышкина. До свидания, Михайло Васильевич!
Разумовский. Прошу в карету.
Разумовский, не попрощавшись, уходит. Остальные — за ним. Ломоносов, по уходе их, падает на стол и яростно бьет по нему кулаком.
Ломоносов. Высокомерные невежды! Палачи науки! Ненавижу!
Нарышкина (вбегает). Веер забыла! Подарок государыни.
Ломоносов поднялся со стола и делает вид, что ничего не произошло, Нарышкина пристально смотрит на него.
Всегда завидую смелости.
Ломоносов. Для своего сана вы достаточно смели, Катерина Ивановна.
Нарышкина. Смел сокол, пока крылья не подрезали.
Нарышкина, вздохнув, уходит. В дверях она сталкивается с Елизаветой Андреевной, которая приседает перед ней.
Ломоносов (жене). Что с тобой, Лиза?
Елизавета Андреевна. Испугалась…
Ломоносов. Чего?
Елизавета Андреевна. Вдруг Ломоносов от своей громовой машины отступит? Нет! Пусть отнимут лабораторию, учеников, Академии лишат, в ссылку отправя т, но ты, Михаил…
Ломоносов (восхищенно). Какая ты, Лизанька, славная!
Елизавета Андреевна (бросаясь к нему). Ты меня еще любишь?
Ломоносов. Люблю. Когда я тебя впервые в Марбурге увидел… светлая… чистая… Люблю, Лиза! (Берет ее за подбородок.) Эка, напущено слез-то сколько! (Поддразнивая.) А ведь баба-то хороша, Нарышкина-то?
Елизавета Андреевна. Михаил, стыдись!
Ломоносов. А теперь давай петь.
Елизавета Андреевна. Петь?
Ломоносов. Нашу, северную! (Поет.)
Грумант-остров от страшен. Ух, страшен! Ух, страшен!
Кругом льдами обвышен. Обвышен!
Ломоносов, схватив свистульку, притопывает, свистит и поет. Елизавета Андреевна, по мере того как Ломоносов поет и свистит громче, все веселеет и веселеет.
Елизавета Андреевна (подхватывая песню, притопывает). Обвышен! Обвышен!..
Оба:
И горами обнесен. Обнесен! Обнесен!
И зверями украшен. Украшен! Украшен!
А мы к Груманту плывем. Мы гребем. Ух, гребем!
Мы, ребятушки, плывем. Мы плывем. Мы плывем!..
Почти совсем темно. Сильный удар грома. По лестнице, из люка, сверху, скатывается перепуганный Гриша Уктусский.
Уктусский. Михайло Васильевич! Туча вплотную… низко… Петропавловской иглы не видно! Темно, будто ночь… страшно… Не надо ходить к громовой машине, Михайло Васильич, учитель, не надо!
Ломоносов. Гриша, стыдно. Какой же ты изыскатель электричества, коли тучи трепещешь?
Удар грома.
Пойдем! Запевай — «Грумант-остров»!..
Уходят.
Поворот театрального круга
Плавильное отделение химической лаборатории. Под сводами горят печи, куда воздух накачивается громадными мехами. Полумрак. Сбоку от печей, ближе к окнам в сад, — громовая машина. От нее протянуты толстые железные провода в окна.
