французскихъ землепашцевъ отрицательное: или совсѣмъ равнодушное, или прядю презрительное и ненавистное.
И выходитъ, что во Франціи настоящей общенародной почвы у сторонниковъ соціальнаго равенства нѣтъ. Они представляютъ собою только домогательства городского рабочаго класса, уже не связаннаго съ крестьянствомъ общностью интересовь. Кличка «les ruraux», т. е. деревенщина, до сихъ поръ— характерныя лозунгъ, направленный противъ крестьянской массы, въ которой отстаиваніе частной собственности, защита имущественнаго неравенства — достигли еще большаго унорства и закоренѣлости, чѣмъ въ городской буржуазіи.
И выходитъ, что когда каждый изъ насъ, иностранцевъ употребляетъ слово народь «peuple», говоря о томъ, что дѣлается во Франціи — онъ долженъ, какъ и всякій французъ, разумѣть подъ этимъ только такъ называе^ше четвертое сословіе, т. e. рабочихъ, необезпеченныхъ въ своемъ трудѣ, массу, недобившуюся еще никакихъ гарантій, считающую себя обиженной во всемъ, предметомъ эксплоатаціи капиталистовъ.
Но на это скажутъ, что все-таки же не даромъ употребляютъ выраженіе «le peuple de Paris». Въ этой столицѣ всѣ перевороты сдѣланы или во имя народа, или посредствомъ его, т. е. съ помощью уличной народной массы, которая, въ послѣдній разъ, въ коммуну, выдерживала такую трагическую борьбу съ войсками версальскаго правительства. He можетъ быть, чтобы не сложился такой же, въ противоноложность типу рантье и лавочника, типъ парижскаго простолюдина.
Этотъ простолюдинъ, если он опять-таки не маленькій буржуа, т. е. живущій своимъ хозяйскимъ промысломъ, будетъ непремѣнно рабочій, батракъ и, смотря по профессіи, его бытовой складъ разнообразится до безконечности. Всѣ принадлежатъ къ этому якобы народу: и поденщики, и мелкіе кустари, и прислуга, и увріеры въ тѣсномъ смыслѣ, и приказчики, и театральные статисты, и тѣ оборванцы, которые носятъ па бульварахъ афиши, въ видѣ деревянныхъ досокъ, и пользуются кличкой «сандвичей».
Насколько я присматривался. въ теченіе болѣе тридцати лѣтъ, къ тому, что называютъ «Іе peuple de Paris», я думаю, что парижскими простолюдинами всего правильнѣе называть мелкихъ мастеров: и батраков, и кустарей. Но на больших фабрикахъ и желѣзныхъ дорогахъ, въ обществахъ. располагающихъ крупнымъ персоналомъ увріеровъ, пришлый элементъ всегда очень значителенъ. Въ нихъ не можетъ преобладать настоящий парижскій простолюдинъ.
У романистовъ и хроникеровъ, въ пьесахъ и разсказахъ за послѣднее полстолѣтіе, найдется матеріалъ для знакомства съ парижскимъ простонародьемъ; но вполнѣ художественныхъ изображеній, свободныхъ oт какой бы то ни было тенденции — не особенно много и во французской беллетристикѣ. Или это подрисованные и подслащенные увріеры, или же они изображены съ ультрареалистической окраской, съ желаніемъ показать какіе пороки разъѣдаютъ въ Парижѣ этотъ классъ, какъ напр., въ «Assommoir» Зола.
За тридцатилѣтій періодъ каждый иностранецъ, живя почасту и подолгу въ Парижѣ, можетъ составить себѣ представленіе о томъ — чѣмъ коренной парижскій простолюдинъ отличается отъ уроженца другихъ городовъ Франціи или заграничныхъ большихъ центровъ. Простонародная толпа въ Парижѣ до сихъ поръ еще пріятнѣе, чѣмъ гдѣ-либо для каждаго свѣжаго человѣка. Въ пей чувствуется значительная культурность и то, что выражаетъ французское слово «urbanite»; она великодушна, готова оказать услугу, способна на искренній порывъ… Случись что-нибудь на улицѣ—и парижскій простолюдинъ сейчасъ же бросится помогать. Вы чувствуете съ ней большую связь, чѣмъ гдѣ-либо, гораздо большую, чѣмъ съ французскими крестьянами. И попавъ въ толпу, вы не испытываете жуткаго настроенія. Вы знаете также, что парижскій трудовой народъ— и мужчины, и женщины — выносливы въ трудѣ, талантливы. Говоръ ихъ гораздо менѣе грубъ, чѣмъ гдѣ-либо. Эта толпа интересуется, въ жизни Парижа, всѣмъ тѣмъ, что интересуетъ и васъ. Женщины, въ особенности, привычны къ труду, умѣютъ одѣться за ничтожныя деньжонки, живы и веселы, часто остроумны.
Но всѣ эти симпатичныя свойства парижскаго трудового люда за послѣдніе годы стало подъѣдать все усиливающееся соціальное броженіе. И тѣ французы, которые способны безпристрастнѣе посмотрѣть на соціальный вопросъ во Францін будутъ вамъ доказывать, что положеніе увріеровъ въ Парижѣ не настолько ухудшилось, чтобы оправдать пропаганду нѣкоторыхъ агитаторовъ. Они вамъ скажутъ, что парижскій рабочій не хочетъ довольствоваться тѣмъ, что имѣлъ онъ десять-двадцать лѣтъ тому назадъ. Очень многіе увріеры получаютъ, въ разныхъ спеціальностяхъ, прекрасный заработокъ, сравнительно напр., съ нашими мастеровыми, вдвое и втрое больше, т. е. отъ пяти до десяти и двѣнадцати франковъ въ день. Но сколько бы они ни зарабатывали, дѣло теперь обострилось такъ, что поднятіе ихъ заработной платы и даже сокрашеніе числа часовъ работы не успокоитъ массы пролетаріевъ до тѣхъ поръ, пока ихъ вожаки въ разныхъ обществахъ и на сходкахъ, и представители въ Палатѣ, не добьются коренныхъ реформъ; а это равносильно всеобщей соціальной революдіи.
Можетъ-быть, дѣло и не дойдетъ до революціоннаго взрыва всей увріерской массы Парижа и Франціи; но буржуа уже чувствуютъ теперь, что имъ нельзя покоиться на лаврахъ. Соціальный вопросъ — въ воздухѣ. Палата до сихъ поръ боится вотировать какую-нибудь коренную реформу, потому что представительство, на двѣ трети, состоитъ изъ депутатовъ, выбранныхъ въ сельскихъ общинахъ Франціи; но городскіе избиратели уже посылаютъ въ Палату нѣсколько десятковъ депутатов-социалистов. Этого трудно было ожидать двадцать пять лѣтъ тому назадъ послѣ того, какъ кровавая катастрофа коммуны заставила всѣ руководящіе классы Франціи дрожать за свои животы.
Парижскій народъ, какъ бы на него ни смотрѣть и что бы подъ нимъ ни разумѣть, былъ ближе всего остального населенія Франціи къ центру власти, ко всѣмъ событіямъ и перемѣнамъ въ общественномъ мнѣніи. Каждый грамотный увріеръ покупаетъ теперь газету въ одно су и ежедневно вбираетъ въ себя всѣ тѣ разрывныя идеи, которыя должны, по увѣренію его вожаковъ, дать ему въ ближайшемъ будущемъ если не Эльдорадо, то другой, болѣе справедливый общественный строй.
И какъ же можетъ-быть иначе, если руководители буржуазной публики — публицисты и депутаты, и не причисляющіе себя къ крайнимъ соціалистамъ, все-таки безпощадно клеймятъ бездушіе и эксплуатацію руководящихъ классовъ?
Какъ разъ къ веснѣ 1895 г. весь Парижъ и высшей интеллигенціи, и увріеровъ, захаживающихъ въ cabinets do lecture— перечитывалъ книжку Клемансо «La melee socialc», составленную изъ передовыхъ статей, которыя онъ печаталъ въ газетѣ «Justice», какъ главный редакторъ. И даже такія безпощадныя обличенія не выгораживаютъ ихъ авторовъ передъ ихъ избирателями. Клемансо провалился на выборахъ, вѣроятно, потому, что избиратели не считали его своимъ человѣкомъ, заподозрили, его поведеніе, когда разразилось скандальное дѣло о подку пахъ. И такая вотъ книжка можетъ показать каждому ино странцу — на чемъ теперь обязаны выѣзжать всѣ, кто желаетъ привлечь на свою стороиу симпатии «четвертаго сословія».
Въ течение цѣлыхъ двадцати пяти лѣтъ шла пропаганда идей, расшатывающихъ теперешній соціальный складъ общества, и въ этом движеніи до сихъ поръ играютъ гораздо болѣе видную роль отдѣльные вожаки, а не масса хотя бы парижскихъ рабочихъ. Дѣло идётъ не о томъ, чтобы уничтожить или уменьшить нищету; а о
