Мы выступаем против буржуазного национализма и остерегаемся его, но поддерживаем и приветствуем настоящий национализм, ибо идеи и чувства, составляющие основы настоящего национализма, зиждутся на патриотизме. А патриотизм — это общие идеи и чувства, которыми обладают как коммунисты, так и националисты. Это, если сравнить его с математикой, «наибольший общий делитель», который дает возможность мириться коммунистам и националистам, сплотиться и сотрудничать друг с другом в рамках единых национальных интересов. Любовь к Родине и нации есть, образно говоря, большая артерия, соединяющая коммунизм с настоящим национализмом, есть движущая сила, приводящая настоящий национализм к коалиции с коммунизмом.
В прошлом настоящие националисты, подняв знамя любви к Родине и нации, совершили немалые подвиги в борьбе за модернизацию страны и возвращение государственной территории, оккупированной и разграбленной иноземными захватчиками.
В настоящее время наша страна расколота на Север и Юг, где существуют разные системы и идеи. И в этой обстановке мы, твердо уверенные в возможности объединения Родины, упорно боремся за его осуществление, ибо мы видим абсолютный фактор свершения великого дела национального согласия именно в любви к Отечеству и нации, которой живут как коммунисты, так и настоящие националисты.
В нашей стране, единонациональном государстве, подлинный национализм есть патриотизм. Это своего рода неотвержимая истина. С точки зрения такого принципа могу сказать, что я коммунист и в то же время националист.
Таковы наши взгляды и наша позиция, которых мы всю жизнь придерживались и придерживаемся и ныне с той поры, когда мы участвовали еще в молодежно-ученическом движении.
И в тот день, когда состоялась моя встреча с Чха Гван Су, я подчеркивал, что истинный национализм следует отличать от буржуазного.
Выслушав меня, Чха Гван Су крепко взял в свою мою руку и взволнованным голосом назвал мое имя:
— Сон Чжу!
Не думаю, что я убедил его своей превосходной логикой. Наверно, его сочувствие вызвали моя позиция и образ моих мыслей. Я все проблемы разбирал на основе реальной действительности Кореи и придавал приоритет не пустым разговорам, а революционной практике.
И вот он стал раскрывать передо мной свою душу. Изменилось мгновенно его отношение ко мне. До этой поры говорил главным образом я, а он слушал, задавал вопросы. А теперь он сам рассказывал, что хотел, и без всяких моих вопросов.
Когда мы сблизились с ним душами, он оказался человеком глубокой души, солидным, с большой эрудицией. Он был старше меня на семь лет, учился даже в вузе в Японии, умел хорошо писать и красноречиво выступать, обладал поистине доброй душой и снискал заслуженную симпатию у молодежи, пользовался широкой популярностью как знаток марксизма. Они с Пак Со Симом часто вели горячие дискуссии по вопросам марксизма, не желая признавать себя слабыми в познаниях.
Ким Чхан, лидер фракции Хваёпха, не находил себе места от растерянности, когда Чха Гван Су полемизировал с ним. Он уступил Гван Су место в дискуссиях о марксизме. Раньше Чха Гван Су считал его крупной птицей в компартии, но после нескольких встреч с ним стал принимать его лишь за ученика средней школы. Однажды мы организовали дискуссию Чха Гван Су с Син Иль Еном, деятелем фракции Сосанпха, но Син тоже не мог с ним соперничать.
У Чха Гван Су была такая примета: он шагал, чуть наклонив голову влево. Он говорил, что эта привычка пристала к нему еще в малолетстве, когда он ходил, слегка скосив голову, так как на шее у него возникла опухоль.
Он уроженец провинции Северный Пхеньан. С детства слыл он среди сельчан мальчиком умным, догадливым. Еще подростком он переправился в Японию и учился там, конечно, в тяжелых условиях без всякой материальной поддержки. Именно в этот период он стал читать марксистско-ленинскую литературу, стал сочувствовать коммунизму.
Когда он осваивал новые идеи, обучаясь в такой нужде, в Японии коммунистическое движение вступило в период спада. Созданная недавно Коммунистическая партия Японии крайне ослабла из-за первого ареста ее руководителей в июне 1923 года и белого террора во время сильного землетрясения в районе Канто. Вскоре она была распущена вследствие происков оппортунистов, проникших в руководство партии. Было бесполезно искать какое-нибудь движение и перелистывать книги Маркса, сидя в такой вот Японии, где коммунистическое движение пошло на спад.
И он вернулся в Сеул. Там он встретился с деятелями коммунистического движения. А среди этих людей, исповедовавших марксизм-ленинизм, было так много фракций и групп, что он просто не мог в них разобраться.
Чтобы определить, чья позиция правильная, а чья — нет, и чтобы найти себе путь вперед, он начал изучать историю коммунистического движения раннего периода в нашей стране, его родословную и сектантские отношения. Он затратил на это немало времени, но это оказалось таким же занятием, что блуждать в лабиринте. Существовало множество разных сектантских организаций вроде партии из трех человек и фракции из пяти. Все группировки эти противостояли непримиримо, враждуя и ненавидя одна другую, а на деле между ними не было никакой существенной разницы ни в идейных позициях, ни в политических взглядах.
Чха Гван Су сказал, что он наблюдал в стране немало происков фракционеров, но инцидент в кафе «Рагян» был их кульминацией. Что тут произошло? Члены фракций Хваёпха и Пукпхунхвэпха проводили совещание в кафе «Рагян». А люди из фракции Сеульпха, недовольные сговором этих двух фракций, налетели на них, избили и тяжело ранили нескольких участников этого совещания. Раненые предъявили иск на хулиганов через японский суд. Спустя несколько дней люди из фракции Пукпхунхвэпха подвергли побоям членов фракции Сеульпха и тоже нанесли им тяжелые ранения. Тогда раненые этой фракции предъявили иск на этих насильников тоже через японский суд.
Такая сектантская грызня дошла до того, что все фракции, организовав каждая свою террористическую группу, противоборствовали одна с другой как настоящие противники.
«Как же могут разложиться до такой степени люди, которые вроде бы участвуют в коммунистическом движении?» — думал Чха Гван Су.
Он жаловался на них денно и нощно. И после глубокого раздумья покинул Сеул и прибыл в Маньчжурию. По его словам, он надеялся на то, что в Маньчжурии, недалекой от СССР, можно будет обнаружить линию, приводящую к Коминтерну, и найти новый путь коммунистического движения Кореи.
В Маньчжурии он столкнулся с декларацией общества Чоньухвэ (Общество верных друзей — ред.). В декларации фракционеры предлагали прекратить взаимную клевету друг на друга и вести открытые дискуссии для того, чтобы избавить корейское коммунистическое движение от сектантской борьбы. Они утверждали, что следует указать массам верный путь вперед, развернув теоретическую полемику. Но открытые дискуссии, предложенные в упомянутой декларации, были бы на руку не корейскому коммунистическому движению, а тайной полиции Японии.
