На обратном пути генерал в ходе сообщения встретил майора Гарина. Майор нес в руках несколько свертков бумаги.
- Что это у тебя? - спросил генерал.
- Обращение Военного Совета.
Генерал взял из рук Гарина один листок и, облокотившись о стенку хода сообщения, медленно прочитал его. Потом он спрятал листок в карман и быстро зашагал дальше.
Все встречавшиеся на дороге солдаты и офицеры держали в руках такие же листки. Неподалеку кто-то читал обращение вслух, читал с трудом, почти по складам; начинало темнеть.
На наблюдательном пункте генерала уже ждали Плотников и Лубенцов. Тут же находились Мещерский, Никольский, артиллеристы и связисты. При свете самодельной лампы кто-то читал обращение.
Генерал подошел к Плотникову, обнял его, поцеловал и сказал:
- Итак, Павел Иванович, друг мой дорогой, мы ее кончаем, эту войну.
Он также обнял и поцеловал Лубенцова, потом спросил:
- Наводящий от авиации не приезжал?
Наводящий прибыл минут через десять. Его сопровождали два человека с радиостанцией. Поздоровавшись со всеми, летчик сразу связался по радио со своим штабом. Улыбаясь, с этакой ленцой, он спросил:
- Ну, как там у тебя? Жизнь идет помаленьку?
Далекий собеседник ответил, что жизнь помаленьку идет.
- Слава богу, - восславил господа по эфиру летчик. - Я уже на месте. Связался. Будь все время на приеме.
Позднее пришел майор - секретарь парткомиссии - с протоколом сегодняшнего заседания. Партийные документы политотдел уже оформил, и полковник Плотников отправился на передовую для вручения их. Телефон непрерывно зуммерил. Части, тыловые подразделения, артснабжение, медсанбат докладывали командиру дивизии о готовности.
Потом все на некоторое время успокоилось. Комдив сосредоточенно глядел на карту, лежавшую перед ним на столе, а подняв глаза, увидел сидевшего в углу Лубенцова.
Генерал внезапно прищурился и поманил к себе разведчика пальцем. Когда Лубенцов подошел, генерал спросил:
- А у нее ты хоть побывал?
Встретив недоуменный взгляд гвардии майора, генерал сказал добродушно:
- Ну, ну, не притворяйся! Думаешь, я не знаю? А еще притворяется тихоней!.. Я и вправду думал, что ты только одно и имеешь на уме - свою разведку...
Лубенцов, ничего не понимая, тем не менее слегка покраснел, и генерал, заметив его смущение, пожалел о своей грубоватой откровенности.
- Ну, ладно, ладно, - сказал он. - Ежели я задел тебя, прости, больше не буду!.. Но понравилась она мне. Уж я в людях разбираюсь... Я сватом твоим хотел быть... Дело, впрочем, твое... Больше не буду.
- Про кого вы говорите? - спросил разведчик, даже немного рассердившись.
Тогда генерал понял, что Лубенцов удивлен всерьез, и удивился сам:
- Неужели вы до сих пор не встретились?
Он рассказал о посещении Тани, не называя ее по имени, потому что не знал, как ее зовут. Потом он замолчал, с минуту подумал, вдруг встал и воскликнул:
- Голубь ты мой, да она же, значит, бедняжка, до сих пор уверена, что тебя нет в живых! - он стукнул себя по лбу и произнес укоризненно: - Ах, как нехорошо!
Позвонил телефон. Генерал взял трубку.
- С вами будет говорить сто первый, - сказал ему далекий женский голосок.
Генерал торопливо посмотрел на новую таблицу позывных - ее сменили перед наступлением - и сразу стал серьезным: - сто первый был командующий фронтом.
Комдив доложил маршалу о том, что все готово, потом снова стал вызывать свои полки и артиллерийские части.
Разговаривая по телефону, генерал изредка посматривал на молчаливого, присмиревшего Лубенцова, задумчиво стоявшего возле оконца, где торчала стереотруба.
Генерал усмехнулся и, положив трубку, сказал:
- Ты бы посмотрел на ее лицо, когда я ей сказал про тебя! Она побелела так, что я думал, сейчас упадет. При первой же возможности ты должен к ней съездить. И извинись за меня за то, что я ляпнул тогда и этим проявил неверие в силы своего разведчика...
Лубенцов вышел из подвала. Было темно, тепло и ветрено. Поблизости щелкал какой-то оставшийся на плацдарме храбрец-соловей.
В темноте возле входа в подвал кто-то пошевелился.
- Кто здесь? - спросил Лубенцов.
- Это я.
- Ах, ты? - узнал Лубенцов Каблукова. - Где кони?
- В яме поставил.
- Ты бы спать пошел. Что ты тут делаешь?
- При вас, - ответил Каблуков.
Этот тихий ответ смутил гвардии майора. Пристально взглянув на ординарца, Лубенцов спросил:
- Ты откуда родом?
- Из Ульяновска.
- Завтра наступление, знаешь?
- Знаю.
- Рад?
- Да.
- Родители есть?
- Мать есть.
- А отец?
- Убитый.
- А невеста есть?
Каблуков помолчал, потом ответил:
- Вроде есть.
"Этому соловью следовало бы улететь отсюда подобру-поздорову", думал Лубенцов, прислушиваясь к щелканью.
- Где разведчики?
- Там, подальше.
- Пойдем.
Они пошли по ходу сообщения и вскоре услышали голоса разведчиков. Разведчики сидели в ходе сообщения, покуривали и тихо беседовали.
- А дома-то никому невдомек, - послышался голос Митрохина, - где я сейчас нахожусь... Что они знают? Номер полевой почты - и все.
- А про то, что завтра наступление на Берлин, - произнес Гущин, - про это они и подавно не знают. Спят все, второй сон им снится. Про такую военную тайну только Сталин знает.
- Сталин не спит, - сказал Мещерский. - Я уверен, что он думает о нас. Абсолютно уверен.
- Мне вот интересно, - сказал Митрохин, - когда товарищ Сталин еще тогда, в сорок первом, выступал по радио и тогда же сказал, что победа будет за нами... Знал он это или так, для поднятия духа?
- Знал, - послышался из темноты голос Воронина. - У него все на учете. Он и экономически все подсчитывал и в военном отношении. Ну и, конечно, для поднятия духа. Потому что ведь мы-то еще не знали!
После довольно долгого молчания Мещерский сказал:
- Я за войну много о нем думал. Когда мы отступали, я очень болел душой за него. Мне тогда хотелось увидеть его хоть на минуту и сказать, чтобы он не беспокоился, мы всё, всё сделаем... Он мне снился иного раз.
- И мне, - отозвался Воронин и, засмеявшись коротким, взволнованным смешком, строго закончил: - Кто мог тогда подумать, что мы под Берлином будем? Он, только он это знал, никто больше...
Лубенцов подошел ближе и спросил у Мещерского:
- Разведпартии на местах?
- На местах, - сказал Мещерский, вставая.
Лубенцов сказал:
- Советую вам сходить к канаве и помыть ноги. Завтра ходьбы много будет.
Солдаты сняли сапоги и пошли к соседнему "грабену". Рядом с "грабеном" стояли покрытые ветками пушки. Их длинные тонкие стволы с просветами надульных тормозов ясно вырисовывались на фоне неба.
Лубенцов услышал голос Митрохина, добродушно сказавшего:
