Приговор, вынесенный двум братьям, не положил конец трагедиям и насилию. Юлий II, придя к власти, нападал на феодалов, которым удалось ускользнуть от Чезаре Борджа. В качестве вассала Церкви Альфонсо д'Эсте должен был оказать понтифику поддержку своими войсками. Он не сделал этого, в отличие от Гвидубальдо Урбинского и Франческо Мантуанского, связанных с семьей делла Ровере. 13 сентября Бальони сдались без битвы и вручили ключи от Перуджи Юлию II, который два месяца спустя триумфально вошел в Болонью. Людовик XII заверил его в своей покорности и предложил ему войска и пушки, чтобы покорить город. Так Бентивольо-Джованни, его жена Джиневра и их дети были изгнаны, и д'Эсте, вынужденные теперь войти в Папскую Лигу, не могли, под угрозой отлучения от Церкви, проявлять теплые чувства к изгнанному семейству. Альфонсо пришлось отказать в гостеприимстве своей сестре Лукреции д'Эсте Бентивольо и ее пяти дочерям. То, что болонцы охотно приняли папу, тревожило феррарских правителей, тем более что это еще больше укрепляло позиции Юлия II в его захватнических планах, к несчастью, весьма похожих на планы Чезаре Борджа четырехлетней давности.
26 ноября Лукреция узнала о побеге герцога Романьи. Двумя месяцами ранее умер король Кастилии Филипп Красивый, зять Изабеллы. Чезаре счел, что момент выдался благоприятный, и при помощи графа Бенавенте, главы партии сторонников Филиппа Красивого, он смог бежать из своего заточения, воспользовавшись канатом. В конце ноября он уехал в Памплону, столицу Наварры, где правил брат его супруги Шарлотты. Согласно хроникам, он «примчался туда, как демон». Сразу по приезде он начал писать Франческо Гонзага, еще сохранившему остатки верности семье Борджа, чтобы уведомить его о своем побеге. В послании, отправленном со вторым гонцом, он давал Ипполито, хранителю его собственности и движимого имущества, поручение собрать то, что еще оставалось от его состояния. 28 декабря Лукреция, в свою очередь, приняла посланника Чезаре, однако тот был арестован по приказу Юлия П. Тщетно уверяла она, что гонец прибыл лишь для того, чтобы сообщить ей новости об освобождении брата, и что он ничего не собирался предпринимать против святого отца, но тот был убежден в обратном. Вне стен Медина дель Кампо Валентинуа его тревожил, находясь в Наварре, он был опасен. Народ Романьи, похоже, предпочитал его тиранию тирании Церкви.
Между тем герцогиня Феррарская решила поддержать изгнанника. Она обратилась к Франческо Мантуанскому:
Сиятельный сеньор, мой родственник, мне стало известно, что Федерико, хранитель печати моего брата, был арестован в Болонье по приказу Его Святейшества. Я уверена в том, что он не совершил ничего предосудительного, поскольку прибыл не для того, чтобы сделать что-либо, что могло бы не понравиться или нанести ущерб Его Сиятельству. Кроме того, если бы на него было возложено подобное поручение, он прежде всего поставил бы меня об этом в известность, и я никогда не потерпела бы, если бы он дал хоть малейший повод к подозрениям, поскольку я остаюсь, как и сиятельный сеньор, мой супруг, самой преданной и самой верной слугой Его Святейшества. Я настоятельно прошу Вашу Светлость, если вы дружески ко мне расположены, посодействовать, чтобы Его Святейшество незамедлительно велел освободить его3.
В то время Чезаре был всего лишь тридцать один год, и он с трудом переносил бедность короля Наварры. Он передал Людовику XII просьбу разрешить ему вернуться на службу во Францию и вновь появиться при его дворе. На это монарх ответил, что отказывается принять того, кто бежал из темницы католического короля, и отдать ему одну из своих провинций.
В Ферраре начался карнавал, все шумно развлекались, чтобы затем, запершись, совершать покаяние в дни поста. Потом вновь последовали празднества, теперь уже Пасхальные, и герцог вновь отправился изучать литейное дело на Север Европы.
В этот момент и пришла весть о смерти Валентинуа. В отсутствие Альфонсо Ипполито сказал невестке лишь то, что брат ее был ранен в каком-то сражении. Он надеялся таким образом подготовить ее к роковой новости. 20 апреля правительница занималась текущими делами в большом зале Совета, как вдруг со двора донеслись звуки голосов. Всадник, весь серый от дорожной пыли, говорил с кардиналом. Несколько минут спустя прибыл Ипполито в сопровождении Хуанито Гарсия, пажа Чезаре Борджа. Молодой испанец сообщил Лукреции, что брат ее умер недалеко от Вианы. Лукреция совладала с собой — сестра уступила место герцогине — и произнесла странные и благородные слова: «Чем больше я стараюсь жить в согласии с законами Божьими, тем чаще он посылает мне весть. Я благодарю Бога и заявляю, что довольна всем тем, что угодно ему». Эти слова, простые и безысходно смиренные, и стали надгробной речью Лукреции.
Вечером, пока над городом медленно разносился погребальный звон, Лукреция удалилась в монастырь Тела Господня, чтобы молиться в окружении монахинь.
Постепенно до Феррары стали доходить подробности об окутанных тайной последних часах жизни этого полубога, державшего в страхе большую часть Италии. Король Наварры поручил Валентинуа разгромить Луи де Бомона, постоянно угрожавшего правителю Памплоны. Сражение произошло ночью. Бомон, внимательно за всем наблюдавший, отдал приказ заманить герцога в овраг. Охрана находилась от Чезаре на расстоянии арбалетного выстрела; один против всех, он дрался как герой. Сначала его ранили в подмышку, затем выбили из седла, после чего противники пронзили его пиками, похитили его блестящие доспехи, а самого бросили в ров, где он был найден лишь несколько дней спустя. Такова была суть сообщения, переданного по поручению короля Наварры Альфонсо д'Эсте.
От Эркуле Строцци, своего наперсника, Лукреция не стала скрывать своего горя. Чезаре до последней минуты вел себя как солдат, однако этот горький конец странным образом напоминал самоубийство. Можно ли поверить, что сильный, ловкий, осторожный воин сгинул в один миг? Герцог Романьи бросил вызов судьбе, выгравировав на своей шпаге «Aut Ceasar, aut nihil». Ответ Фортуны был суров. Он был изнурен годами сражений, жестоко изувечен во время побега из цитадели Медина дель Кампо, отвергнут миром, ничтожный король Наварры обращался с ним, как с низшим, а Людовик XII принес его в жертву. Покрытый двадцатью тремя ранами, лишенный доспехов и одежды, совершенно голый, он закончил свою бурную жизнь на заснеженной земле Испании.
Поэт Эркуле Строцци внимательно слушал «Lamento»[50] сестры погибшего и восхищался тем, что она совершенно не помнила зла, помнила лишь то добро, что сделал ей брат, поставив ее во главе самого стабильного итальянского государства. Как доказательство сострадания, Строцци написал великолепную песнь, посвященную Diva Lucrecia[51], нечто вроде поэтического ответа на «Государя» Макиавелли: Чезаре, посланный Провидением, чтобы объединить Италию и восстановить славу античного Рима, — рука, Александр VI — ум. Произведение заканчивается похвалой светилу, музе, вдохновительнице, Антигоне, преданной брату.
