Поэт Эркуле Строцци внимательно слушал «Lamento»[50] сестры погибшего и восхищался тем, что она совершенно не помнила зла, помнила лишь то добро, что сделал ей брат, поставив ее во главе самого стабильного итальянского государства. Как доказательство сострадания, Строцци написал великолепную песнь, посвященную Diva Lucrecia[51], нечто вроде поэтического ответа на «Государя» Макиавелли: Чезаре, посланный Провидением, чтобы объединить Италию и восстановить славу античного Рима, — рука, Александр VI — ум. Произведение заканчивается похвалой светилу, музе, вдохновительнице, Антигоне, преданной брату.
У Чезаре Борджа осталось несколько детей, из которых лишь один ребенок был законным — Луиза. Ее после смерти матери приютила у себя Луиза Савойская, мать Франциска I, который взял на себя хлопоты о ее замужестве и выдал ее за Луи де ла Тремуя, а после его смерти — за Филиппа Бурбона, виконта де Бюссе4. Лукреция позаботилась о двух внебрачных детях своего брата: Джироламо женился на девушке благородного происхождения из Феррары, а Камилия, имевшая, как и ее тетка, склонность к изящной словесности и искусствам, постриглась в монахини под именем сестры Лукреции.
Что касается состояния Чезаре, то д'Эсте намеревались завладеть им. Прежде чем отправиться на корабле в Испанию, Чезаре попросил Ипполито получить в Ферраре наиболее ценное его имущество, доверенное Франческо Рамолино, кардиналу Сорренто. Этот прелат сохранил движимое имущество и попытался отправить кардиналу д'Эсте драгоценности, ценные доспехи и произведения искусства, однако флорентийцы завладели частью обоза и потребовали выкуп за возвращение этих сокровищ. После смерти кардинала Сорренто в мае 1507 года Юлий II велел конфисковать богатство покойного, а именно то, что у него хранилось, то есть двенадцать сундуков и восемьдесят четыре тюка с восточными коврами, фландрскими гобеленами, а также ткани и мебель. Что касается сокровищ, похищенных у Церкви сразу после смерти Александра VI и «удержанных» Бентивольо, то они были возвращены Ипполито д'Эсте, то есть Лукреции.
Чезаре ни в чем не был посредственностью: ни в пороках, ни в добродетелях, ни в страстях, ни в преступлениях. Он всегда жил, пренебрегая правилами, и проявил постоянство только в своей необузданности. Он ни в чем не знал меры, и это наложило отпечаток на его личность, чем и объясняется его неспособность быть счастливым. Герой, сын папы римского, ставший кардиналом в семнадцать лет, готовый вступить на королевский трон, способный блистать на громаднейших сценах, погиб в безвестной глуши в Наварре, а эпитафией ему в Санта-Мария-де-Виана стали следующие строки Сориа:
Здесь покоится под слоем праха
Тот, кого все боялись,
Тот, кто в своих руках
Держал мир и войну.
О ты, что идешь в поисках
Предмета восхваления,
Если хочешь восславить достойнейшего —
Здесь конец твоего пути5.
Лукреция наконец была свободна от этой угнетавшей ее тени. Телу ее и душе стало легче, она намеревалась сохранить свою новую беременность до положенного срока и дать Ферраре долгожданного наследника.
К Альфонсо возвращалась надежда. Своей супруге, отяжелевшей от беременности, он подарил котел, топившийся дровами, чтобы упростить ежедневные купания. Он велел расширить ее покои, привел в порядок сводчатую комнату в башне, расписанную Гарафоло. Как и в Ватикане, где Лукреция жила среди персонажей Пинтуриккьо, в Ферраре ее глаз наслаждался живописью, украшавшей стены и потолки, изображавшей д'Эсте в окружении их придворных, сцены охоты, сельские пейзажи. Мастерами здесь были Эркуле Бонакоссо, Лудовико Мадзолино и Бартоломео Венециано.
В углу комнаты рядом с гигантским камином был устроен шатер из красного атласа с белыми полосами, напоминающий дарохранительницу и предназначенный для защиты от холода ребенка, рождения которого ожидали. Там поместили колыбель работы резчика Бернардино Венециано, она была окружена четырьмя стойками, образовывавшими беседку: от самой кроватки вверх поднимались золотые цветы и листья. Изнутри она была обита атласом и устлана простынями и подушками из тончайшего батиста.
3 апреля, когда роды были совсем близки, герцог Альфонсо покинул Феррару, не сказав ни слова жене. Своему ближайшему окружению, удивленному этим отъездом, он сообщил, что отправляется в Венецию на переговоры с Советом Десяти. На самом же деле он просто хотел уехать. Однако Фрассина, акушерка, неотлучно была на месте. Она подтвердила свою отменную репутацию, и утром 4 апреля родился крупный мальчик, довольно некрасивый, с приплюснутым носом. Его назвали Эркуле в память о деде. Альфонсо, примчавшийся в Феррару во весь опор, увидел, что сын его хоть и не красавец, зато, похоже, проявляет волю к жизни. Этого было достаточно. В приливе гордости он показал его, совсем голенького, послам, пришедшим с поздравлениями, чтобы они убедились в том, что «он здоров и все, что надо, у него на месте».
Все осужденные были амнистированы, за исключением дона Ферранте и дона Джулио, погребенных в подземных камерах Кастель Веккьо. Епископ-поэт Октавьен де Сен-Желе, отец великого Меллена, гость Эркуле Строцци, воспел в небольшой оде рождение законного принца. Он воздал должное красотам двора:
В кроватке был младенец
Прекрасный на диво: ни плача, ни испуга,
В ярком одеянии с разрезами,
Прекраснее и величественнее
Всех на свете. Это был сын короля.
Возле него — чинная,
Красивая и грациозная кормилица,
Хорошо и аккуратно одетая
В зеленый бархат с длинным ворсом,
И бесчисленные дамы с ангельскими лицами,
Богато одетые в золотистое сукно и атлас.
Странный поворот истории: сын, который станет преемником своего отца Альфонсо под именем Эркуле II, позднее женившись на дочери Людовика XII, получит титулы герцога Шартра и Монтаржи.
После крестин Альфонсо отправился во Францию. Ему предстояло отговорить короля от вступления в лигу, которая формировалась для борьбы с Венецией. Он опасался, что его вынудят войти в нее, поскольку географическое положение Феррары неизбежно подставляло его герцогство под первый же удар в случае конфликта. Лукреция, как обычно, приняла бразды правления и готовилась воспользоваться относительной свободой, чтобы принять своего верного поклонника Франческо Гонзага.
Когда она была еще увлечена Бембо, маркиз Мантуанский инстинктивно выбрал верную манеру поведения: он мягко и уверенно убеждал Лукрецию, что можно смягчить участь Чезаре, находящегося в испанской тюрьме, а д'Эсте считали, что герцога Валентинуа уже ничто не спасет.
