Тургенев возлагал большие надежды на этот роман, считая, что «Новь» будет последним крупным его произведением, в которое он вложит всю душу. «Мне остается сказать еще раз: подождите моего романа, — обращался он к Салтыкову-Щедрину в январе 1876 года, — а пока не серчайте на меня, что я, чтобы не отвыкнуть от пера, пишу легкие и незначительные вещи… Кто знает, мне, быть может, еще суждено зажечь сердца людей…»
В это время у Тургенева установились близкие отношения с гениальным сатириком. Если в молодые годы Иван Сергеевич не сумел достойным образом оценить его творчество, то теперь он заявлял безоговорочно, что Щедрин в области сатиры не имеет себе равных.
В 1871 году Тургенев поместил в английском журнале статью об «Истории одного города». В ней он дал очень высокую характеристику творчества Щедрина, назвав его книгу замечательным явлением не только в русской, но и в мировой литературе. Самому автору Тургенев писал в 1873 году: «Вы отмежевали себе в нашей словесности целую область, в которой Вы неоспоримый мастер и первый человек».
Беседуя однажды с публицистом-народником С. Н. Кривенко о Щедрине, Иван Сергеевич сказал:
— Знаете, мне иногда кажется, что на его плечах вся наша литература теперь лежит. Конечно, есть и кроме него хорошие, даровитые люди, но держит литературу он.
Этими словами Тургенев подчеркивал большое общественно-политическое значение художественных и публицистических произведений Щедрина, остро бичующих самодержавие.
Внимательное изучение Тургеневым творческих приемов Салтыкова-Щедрина чувствовалось еще в период создания «Дыма». А в «Нови» влияние щедринской сатиры сказалось с еще большей силой. Оно особенно заметно в яркой обрисовке «светил» петербургского чиновничьего мира — камергера Сипягина и камер-юнкера Калломейцева.
Эти фигуры олицетворяют в романе ненавистную Тургеневу правящую верхушку, которая довела страну до нищеты и разорения.
— Пол-России с голоду помирает… везде шпионство, притеснения, доносы, ложь и фальшь — шагу ступить некуда!.. — гневно восклицает Нежданов в разговоре с товарищами по революционному кружку.
По странной случайности Нежданов попадает в качестве учителя как раз в семью Сипягина, этого «свободомыслящего» государственного мужа и «джентльмена», будущего министра. Либеральничающий Сипягин, по сути дела, — достойный партнер ярого реакционера Калломейцева — поклонника кнута и крутых мер, ненавистника народа и демократически настроенной интеллигенции.
Нежданов — натура очень сложная, трагическая и противоречивая. Поставленный с детства в ложное положение как незаконнорожденный сын важного сановника, он становится болезненно самолюбивым, нервным и неустойчивым юношей.
Втайне любя поэзию, он занимался одними политическими и социальными вопросами, состоял в революционном кружке и готовился «пойти в народ».
В доме Сипягина Нежданов встретил его племянницу, Марианну, и сразу угадал в ней родственную душу; она страдала, она чувствовала себя одинокой в этой пошлой и лицемерной среде. Ее считали здесь нигилисткой и безбожницей. Марианна «рвалась на волю всеми силами неподатливой души».
Нежданов и Марианна подружились, полюбили друг друга. Эта мужественная и в то же время нежная, чистая и смелая девушка стала для Нежданова моральной опорой, «воплощением родины, счастья, борьбы, свободы».
— Ты будешь моей путеводной звездой, моей поддержкой, моим мужеством, — говорил он Марианне, видя в ней верного товарища.
Марианна проникается его идеями и хочет идти с ним рука об руку к общей цели.
— Наша жизнь не пропадет даром, мы пойдем в народ… мы будем работать, — говорит она.
Но когда наступает решительная минута, когда надо действовать, Нежданова охватывает сомнение. Он глубоко любит народ, но чувствует, что не сумеет слиться с ним, потому что не знает его. В душе Нежданова все «разрушается»: и вера в начатое дело и в возможность счастья с Марианной. Он гибнет…
Этому честному юноше, чем-то напоминавшему прежних героев Тургенева — «лишних людей», — противостоит в романе человек совершенно иного склада. Соломин — выходец из народа, демократ, он сочувствует революционерам, но твердо убежден, что преобразование общественного строя не должно совершаться насильственно, что единственно верный путь — это путь постепенных реформ. Его политические взгляды во многом совпадают со взглядами самого Тургенева, с тою разницей, что Соломин — постепеновец снизу.
Соломин представлялся Тургеневу положительным типом, то есть таким деятелем, какой нужен был, по его мнению, в данное время России. Соломин по характеристике автора «так же спокойно делает свое дело, как мужик пашет и сеет».
Еще за два года до написания романа «Новь» Тургенев в одном из писем к Философовой очерчивает новый тип положительного, по его представлению, героя современности, ничем не напоминающего Базарова.
«Времена переменились, теперь Базаровы не нужны. Для предстоящей общественной деятельности не нужно ни особенных талантов, ни даже особенного ума — ничего крупного, выдающегося, слишком индивидуального, нужно трудолюбие, терпение, нужно уметь жертвовать собой без всякого блеску и треску, нужно уметь смириться и не гнушаться мелкой и темной, даже низменной работы — я беру слово: «низменно» в смысле простоты, бесхитростности, «terre á terre’a»[52]. Что может быть, например, «низменнее» учить мужика грамоте, помогать ему, заводить больницы и т. д. На что тут таланты и даже ученость? Нужно одно сердце, способное жертвовать своим эгоизмом… Чувство долга, славное чувство патриотизма в истинном смысле этого слова — вот все, что нужно».
В этих словах Тургенева была заключена вся программа действий главного героя романа «Новь» — Соломина. Его целеустремленность, воля и уверенность в том, что он делает нужное дело, покоряют Марианну, и она соединяет с ним свою судьбу.
Осенью 1876 года Тургенев переписал роман набело и отправил в редакцию «Вестника Европы», в котором «Новь» и появилась на следующий год в январском и февральском номерах.
При печатании второй части романа возникли серьезные цензурные затруднения. Цензор писал в рапорте, что он не может «отрешиться от мысли, что разрушительные начала движения в народ не изглаживаются самоубийством Нежданова и карою, поразившею Маркелова, — эти начала коренятся в упорстве Соломина, устроившего на артельных началах завод в Перми, в неограниченной преданности этому делу Марианны… Даже после появления в свет начала романа едва ли можно допустить в печать его окончание, так как в нем указывается только на раннее, несвоевременное движение в народ, а не на отсутствие горючих материалов».
