Семен Резник - Против течения. Академик Ухтомский и его биограф

Ознакомительная версия.

Столь же непростые отношения сложились у Галлера с Вольтером – слишком по-разному они смотрели на мир.

Но кто травил и терроризировал Галлера, так это блистательный остроумец Жюльен Ламетри (1709–1751). В молодости оба они, но в разное время, учились медицине в Лейдене, у знаменитого голландца Германа Бургаве. Через много лет, уже после смерти учителя, оба издали его сочинения со своими дополнениями и комментариями – один на немецком языке, другой на французском. В комментариях Ламетри Галлер обнаружил заимствования из своих собственных, о чем и заявил публично, то есть обвинил коллегу в плагиате. Справедливо ли было то обвинение или нет, историки науки разбираются до сих пор. Месть Ламетри была выдающейся по остроумию и изощренному коварству.

Ламетри был врачом, естествоиспытателем, мыслителем, блестящим публицистом и большим забиякой. Он насмехался над церковной догматикой, которая все еще господствовала в большинстве стран Европы – католических и протестантских. Сочинения Ламетри подвергались нападкам и даже публичному сожжению. Из католической Франции, где его грозили привлечь к суду, он бежал в кальвинистскую Голландию. Здесь написал свой самый дерзкий трактат «Человек-машина», прославивший его на века. С большим остроумием Ламетри доказывал, что все в мире материально, человек – это машина, механизм, никакой души у него нет, а то, что мы называем духовной жизнью, всего лишь иллюзия.

Автор хорошо сознавал, какую бурю вызовет его сочинение, и, дабы избежать новых гонений, издал его анонимно. А открывалось оно длинным – на шесть страниц – посвящением… Альбрехту Галлеру. Ему воздавалась неумеренная хвала, говорилось о большой личной дружбе и привязанности к нему автора и утверждалось, что Галлер полностью одобряет его труд.

Это был анонимный донос, к тому же абсолютно ложный.

Защищаясь от клеветы, Галлер послал в ведущий научный журнал Франции «Journal de savants» возмущенное опровержение:

«Так как анонимный автор «Человека-машины» посвятил мне это сочинение, в равной мере опасное и малообоснованное, я считаю своим долгом перед Богом, перед религией и перед самим собой сделать настоящее заявление <…> Я отмежевываюсь от этой книги, полностью противоположной моим взглядам. Я рассматриваю ее посвящение мне как самое жестокое из всех оскорблений, которое анонимный автор нанес всем честным людям, и я прошу уважаемую публику принять мои заверения в том, что никогда не имел с автором «Человека-машины» какой бы то ни было связи – ни знакомства, ни переписки, ни дружбы – и что я счел бы величайшим несчастьем какое бы то ни было согласие его взглядов с моими»[415].

Анонимность Ламетри сохранялась недолго: ведь птицу легко узнать по полету. Стиль трактата выдал автора с головой, и над головой его нависли нешуточные кары. Если в католической Франции безбожника требовали отдать под суд, то в кальвинистской Голландии – предать смертной казни. Проказник не стал мешкать и рванул в Берлин, под крыло короля Пруссии Фридриха II, который отличался свободомыслием и тщеславным стремлением окружать себя знаменитыми интеллектуалами. Ламетри стал членом Прусской академии наук и личным врачом короля, словом, зажил припеваючи. Он продолжал сочинять новые трактаты и памфлеты. Один из самых нашумевших – злой памфлет против Галлера под издевательским названием «Маленький человек с большим хвостом». В нем Ламетри снова изобразил благонамеренного швейцарца своим другом и единомышленником. А также материалистом, атеистом, проповедующим крамолу в обществе проституток.

Богобоязненный христианин, благочестивый кальвинист снова должен был доказывать, что он не верблюд.

Бурная жизнь остроумного пакостника оборвалась внезапно в 1751 году. Он отравился каким-то изысканным паштетом, а затем «лечил» себя модными тогда кровопусканиями и буквально истек кровью в возрасте 42 лет.

За Галлером же, как за главным противником ярого ниспровергателя религиозных догм, потянулся «длинный хвост» уничижительных кличек и ярлыков: ретроград, идеалист, мистик, враг свободомыслия.

Таким он и был представлен в обширном предисловии к советскому изданию трактата Ламетри «Человек-машина», увидевшему свет в 1925 году. Автором предисловия был А. М. Деборин, директор института философии Коммунистической академии, главный редактор ведущего теоретического журнала «Под знаменем марксизма», обладатель других высоких постов.

На «фронте» марксистско-ленинской философии Деборин был таким же главковерхом, как В. Ф. Переверзев в марксистско-ленинском литературоведении. Это он определял, что соответствует диалектическому материализму, а что ему противоречит; кто впадает в идеализм, а кто в механицизм; кто из далеких предков приближал пришествие единственно правильного учения, а кто его отдалял.

Ламетри был причислен Дебориным к предтечам марксизма, что подтверждалось одобрительными высказываниями о нем самих основоположников. Галлера же он отправил на галеры, отведенные для идеалистов и прочих врагов самого передового учения. То, что Галлер умер задолго до того, как основоположники родились на свет, роли не играло.

Прошло всего несколько лет, и сам Деборин попал в идеалисты, да не простые, а меньшевиствующие! Это было почти равносильно смертному приговору. Коего и удостоились многие деборинцы, получившие пулю в затылок, другие сгинули в ГУЛАГе. Но самого Деборина, по изуверскому капризу Сталина, не арестовывали. Его даже сняли не со всех постов. Ему придумали казнь не столь жестокую, зато более изощренную. Его труды были изъяты из библиотек, но не преданы забвению. В философской литературе стало чуть ли не обязательным топтать Деборина. На него сыпались громы и молнии, над ним изгилялись, его взгляды извращались и профанировались, цитаты из его работ подтасовывались и передергивались. Сам он не мог издать и звука возражения или протеста, в глотку ему был вбит здоровенный кляп.

После смерти Сталина можно было перевести дух и, по крайней мере, не ждать еженощно ареста. Деборину даже разрешили выпустить сборник своих старых работ, но не позволили сказать слово в свою защиту. Его воспоминания, написанные в качестве предисловия ко второму сборнику, опубликовать не позволили; они появились через 46 лет после его смерти и через два десятилетия после кончины советской власти[416]. Они показывают, что закоренелый марксист ничего не забыл и мало чему научился. Но в них есть любопытные подробности.

Деборин с младых ногтей уверовал в самое передовое учение и стал революционером-подпольщиком. Его ранние труды по «диалектическому материализму» выходили с предисловием Плеханова, их конспектировал Ильич. Особой своей доблестью Деборин считал то, что еще задолго до революции громил эмпириокритицизм, эмпириомонизм и эмпириосимволизм, богостроительство Богданова и богоискательство Луначарского, а также кантианство и бердяевщину. При всем том он был беспартийным и, даже став главковерхом философского «фронта», вступать в ряды не спешил. Только в 1928 году, когда Серго Орджоникидзе, встретив Деборина в Большом Театре, привел его в ложу Сталина и тот высказал «мнение», что товарищу Деборину давно пора быть в партии, он подал заявление и был принят сразу в члены ВКП(б), минуя кандидатский стаж. Об этом писали газеты, и это тоже стало для него предметом гордости.

Ознакомительная версия.