Профессор Корсаков и врачи Бутырской тюрьмы нашли у него прогрессирующую душевную болезнь, вызванную перегрузками в умственной жизни и долгим пребыванием в одиночестве, от которого здоровые натуры нередко страдают сильнее всего. В связи с этим ссылка Запорожцу была отсрочена, а сам он отправлен к родным в Тептиевку Каневского уезда Киевской губернии — под гласный надзор полиции.
Родители жили скудно. Арест Петра тяжело отозвался на их судьбе — их загнали на выселки в развалившуюся хату с крошечным огородом. Места мало. Теснота. Ветхость. Посреди горницы — люлька с грудным младенцем. Это младший брат Петра. Он родился в 1896 году, и, поскольку в письме из Дома предварительного заключения Петр упомянул, что ему нравится имя Антон или Антонина, родители и назвали младшенького Антошей.
Поначалу полицейские мучили Запорожцев частыми и ненужными обысками, потом один из них и вовсе поселился в хате — рядом с люлькой Антоши. Он был прожорлив, невежествен, без конца курил трубку, любой малостью стараясь досадить поднадзорному и его семье.
19 июля 1897 года Владимир Ильич написал матери из Шушенского письмо. Оно кончалось словами: «Ужасно жаль Петра Кузьмича! Я только из твоего письма получил известие о нем!..»
В сентябре того же года — по решению товарищей — к Петру в Тептиевку нелегально выехала Зинаида Павловна Невзорова. Однако неподалеку от хутора бдительные стражи арестовали ее и с проходным свидетельством отправили назад, в Нижний Новгород, где она находилась под гласным надзором полиции.
Известие об этом потрясло Петра, он попытался бежать, и тогда его заключили в Киево-Кирилловскую лечебницу. Семь месяцев томился он там в отделении испытуемых. Его подвергали унизительным процедурам — единственно для того, чтобы узнать, не симулирует ли он.
Запорожец не симулировал. Сознание то покидало его, то возвращалось; периоды упадка чередовались с пробуждением интереса к жизни, и тогда он возвращался мыслями к друзьям, к любимой, пробовал установить с ними связь, но безрезультатно.
29 июня 1898 года его перевели в Винницкую окружную лечебницу, приняв надлежащие меры «к устранению возможности побега».
В ноябре того же года на имя директора лечебницы поступило письмо из Архангельска от инженера-технолога Александра Леонтьевича Малченко. В нем говорилось:
«Милостивый государь!
Обращаюсь к Вам с покорнейшей просьбой сообщить мне о состоянии моего товарища Петра Кузьмича Запорожца, находящегося на излечении во вверенной Вам лечебнице.
По имеющимся у меня сведениям, за достоверность которых я не ручаюсь, Запорожец в настоящее время находится в лучшем, сравнительно с прежним, состоянии и вспоминает своих друзей и знакомых.
Если это верно, то не найдете ли Вы полезным, чтобы я или кто-нибудь другой из друзей Запорожца вступил с ним в переписку, причем покорнейше прошу Вас не отказать мне в указании, каких тем следует избегать в переписке с ним.
Быть может, Запорожец испытывает в чем-нибудь нужду, я попросил бы Вас написать мне также и об этом, указав, чем я могу быть ему полезен.
Петр Кузьмич Запорожец — бывший студент С.-Петербургского технологического института, и мы с ним однокашники, так что всяким сообщением о нем Вы мне окажете огромную услугу, в ожидании которой имею честь быть Вашим покорнейшим слугой».
О том же заклинали директора больницы отец, братья, мать Запорожца Мария Макаровна.
«…Покорнейше прошу Вас, многоуважаемый г-н надзиратель, будьте так добры, напишите мне, согласно моей просьбе, о состоянии здоровья моего когда-то самого умного и добрейшего в мире любимого сына Петра Запорожца, — писала она. — На ответ прилагаю при сем две почтовые гербовые марки семикопеечного достоинства…»
Ответы были обтекаемыми, уклончивыми.
Друзья и родные слали в лечебницу не только письма, но и деньги — на улучшенное питание и лечение Запорожца. Об этом свидетельствует обращение к директору Винницкой лечебницы (июль 1904 года) Глеба Максимилиановича Кржижановского;
«Милостивый государь!
Имею честь уведомить Вас, что вместе с этим письмом я высылаю на Ваше имя 8 руб. для больного Петра Кузьмича Запорожца. Это часть денег, которые отныне будут высылаться для него его товарищами по Teхнологическому институту в сумме 25 рублей ежемесячно. Мне сказали, что требуется именно эта сумма для перевода его во второй разряд.
Если сведения эти не точны, покорнейше прошу уведомить меня об этом и сообщить мне подробные условия содержания больных в Вашей лечебнице.
Остальные деньги должны Вам высылаться инженером Василием Васильевичем Старковым (Баку, Электросила) и инженером Александром Леонтьевичем Малченко (Нижний Новгород, контора К0 Надежды).
Соблаговолите уведомить, получены ли уже Вами первые взносы означенных лиц.
О всякой задержке прошу давать мне знать по адресу: Киев, Управление Юго-Западной железной дороги, материальная служба, ревизору Г. М. Кржижановскому.
На ответы прилагаю при сем пять семикопеечных марок».
В ответе Кржижановскому говорилось: для перевода Запорожца во второй разряд требуется тридцать пять рублей. Старков тут же послал обязательство на эту сумму — под тремя подписями. Вероятно, ту же сумму дирекция лечебницы затребовала с родных Петра Кузьмича… Во всяком случае уже в начале 1905 года его брат Иван направил в Винницу возмущенное требование:
«Милостивый государь!
Прошу Вас, г-н директор, сообщить мне как можно в скором времени: почему деньги моего брата Петра Кузьмича Запорожца идут на мелкие расходы, а не на его классное содержание и квитанции о получении денег получаются тоже с зачислением этих денег на мелкие расходы; почему он вдруг не содержится теперь в классном отделении, или же это просто недоразумение канцелярии?
Покорно прошу Вас сообщить мне об этом и разъяснить причину его перевода в худшее отделение. Так же прошу сообщить и о его здоровье».
Объяснений не последовало.
19 февраля 1905 года Петра Кузьмича Запорожца не стало. Медицинское заключение гласило: умер от туберкулеза легких…
В России эту смерть мало кто заметил. Оно и понятно: «Дело о возникших в С.-Петербурге в 1894 и 1895 гг. преступных кружках лиц, именующих себя „социал-демократами“», уже отошло в архивную даль. Над Россией разгорался год первой русской революции; рабочий люд под водительством РСДРП готовился брать штурмом царское самодержавие; воздух был напитан яростью и отчаянием борьбы… Лишь в сердцах родных и товарищей по «Союзу борьбы за освобождение рабочего класса» эта утрата отозвалась тогда острой болью, гневом, вызвала стремление быть ближе друг к другу.
