Как-то, приехав в Белоостров, я решил зайти к Плюхе. Мы выросли в одном дачном поселке, но в разное время. Я лет на десять старше его, и мы почти не пересекались, но оба сохранили романтическое отношение к этому месту. Иногда мы встречались в городе, но никогда не дружили. Несколько лет он прожил в Москве, где играл в группе «Лолита». К сожалению, я не застал эту группу во время её московского периода, но один раз они попытались сыграть в «TaMtAm»'е в слегка усеченном составе. Но количество выпитого перед выходом на сцену превысило разумную дозу, и музыканты группы, вероятно, плохо слышали друг друга. Прекрасный знаток музыки и настоящий коллекционер пластинок, несколько лет назад Плюха основал магазин «Нирвана» на Пушкинской, 10, который стал самым интересным музыкальным магазином города. Я ещё был весь полон своими впечатлениями от последних концертов, и мы с ним попили чаю, обменявшись впечатлениями. Это было плодовитое лето, незадолго до этого приезжал Ринго Старр, на концерт которого мы ходили с Леной. Это тоже было очень трогательно, правда этот концерт у меня не вызвал никакой ассоциации с «Beatles», а скорее было похож на Васинский праздник. Кстати, Васин сидел прямо перед нами и ворчал, что другие музыканты слишком много поют. Джек Брюс оказался очень смешным, и когда он пел «White Room», то это выглядело как-то карикатурно, он почему-то пытался заводить зал, хотя зал и так был в состоянии абсолютной готовности и покорности. Что сразу стало видно, когда запел Гари Брукер, и, таким образом, кульминацией концерта стала «Whiter Shade Of Pale». Получилось, что для меня этот концерт прошел под девизом «Procol Harum – Forever!»
Саша Кострикин не оставил идеи восстановления Молодежного центра и получил новое помещение, почти прямо напротив старого. Как это часто бывает в этой стране – старое помещение так и стоит пустым. Каким-то образом Плюха оказался вовлечен в деятельность новоиспеченного ВМЦ. Он был полон энергии и воодушевился новой идеей. Я же рассказал ему про фестиваль, который мы делаем с Настей Курёхиной. Ему было интересно, и он предложил помощь, которую я охотно принял. Я познакомил его с Настей, хотя они уже много лет были знакомы, и скоро к нам также присоединился Паша Литвинов. Мне стало значительно легче. Я очень любил Сергея и безмерно уважаю Настю. Но в эти годы, что я оказался вовлечен в эту деятельность, я всегда искал повод, чтобы уйти. Делом моей жизни она, по многим причинам, стать не сможет, и я никогда не смогу воспринимать её, как свою работу. Поэтому я был очень рад, когда встретил людей, которые оказались готовы разделить эту деятельность со мной. Мы уже имели опыт двух фестивалей в Нью-Йорке, а каким должен быть фестиваль в России до последнего момента оставалось загадкой. Мы начали фантазировать и постепенно разработали концепцию. Уже были концерты и другие мероприятия памяти Сергея, наверное будут ещё. Этот фестиваль должен был стать фестивалем не памяти Сергея, а фестивалем, носящем его имя. И эти фестивали потеряют всякий смысл, если они не дадут взойти росткам всего нового и самобытного, что рождается в этом городе. «Поп-механика» включала в себя все жанры современной музыки, которые Курёхин смешивал с традиционными формами, военными оркестрами, циркачами, фокусниками и животными. Мы же решили дать возможность всем этим элементам существовать параллельно в одном пространстве, но в своем времени и темпе, подчиняясь внутреннему закону жанра. При этом никто не должен брать на себя функцию дирижера и режиссера. В этом была мера отношения к гению Курёхина. Только он один мог свести это воедино и сделать из этих элементов произведение искусства. Мы собрали все самое живое, странное и причудливое, что попалось в поле нашего зрения, и пригласили всех старых дружков, которые участвовали в «Поп-мехниках». И таким образом, во Дворце Молодежи состоялся странный фестиваль. Много был не так, много было неточностей и технических сбоев, но, в целом, нам удалось воссоздать атмосферу мира, в котором жил и творил наш великий современник.
Незадолго до фестиваля мы встретились со Щураковым и решили, что по прошествии некоторого времени мы можем снова попробовать играть вместе. И «Vermicelli Orchestra» тоже выступил на фестивале. У меня не было времени как следует разыграться и почти не было времени для репетиций. И хотя за это время без меня сделали только одну новую песню, Сережа решил, что я смогу выйти на сцену и присоединиться к оркестру только на трех последних песнях. Я был немного удивлен, но не возражал. После фестиваля я присоединился к группе, и мы снова начали репетировать. За это время они нашли точку в районной библиотеке для ветеранов на улице Рубинштейна, прямо напротив «Рок-клуба». Все шло своим чередом, но в конце октября семью Насти постигло ещё одно большое горе. В результате несчастного случая скоропостижно скончалась её дочь Лиза. Её отпели в том же храме Спаса Нерукотворного Образа, что и её отца, и похоронили рядом с ним, на кладбище в Комарово. На похоронах были все друзья Сергея, которые пришли поддержать Настю и предложить ей дружескую помощь. Бедная Настя стоически перенесла этот удар судьбы. Всё потеряло всякий смысл. Казалось, что все, что она затеяла во имя Сергея, было зря. Что тот источник, из которого она черпала силы все эти годы, иссяк. Но жизнь продолжалась, и ей нужно было найти силы, чтобы снова начать жить ради сына Федора, её единственной отдушины. Никто их нас не верил в то, что у Насти достанет сил продолжать деятельность, связанною с Фондом и организацией фестивалей. И мы все были восхищены ею, когда через некоторое время она, мобилизовав все силы, решила продолжать. Это ещё больше сплотило вокруг неё друзей Сергея, которые постепенно стали и её друзьями.
Мой бесконечный ремонт зашел в тупик, я вынужден был расстаться с Денисом, и нашёл новых рабочих. Также туда въехал Витя Волков с сыном Жорой, который стал помогать с ремонтом и следить за порядком. Я почти каждый день ездил на Восстания и везде натыкался на афиши концертов Бориса Гребенщикова и группы «Аквариум». Это было какое-то наваждение. Как-то я ехал в метро и при выходе на станции «Лесная» меня сдавило в толпе. Прямо над моей головой из плоского аквариума, который водрузили на будку, в которой сидят тетечки, на меня взирал мой старый друг, который почему-то выглядел лет на десять моложе. Так меня мотало несколько минут, пока наконец не втянуло на эскалатор. И тут среди прочей ерунды, которой тебе забивают голову, я услышал, что в «Октябрьском» зале состоятся традиционные рождественские концерты классического «Аквариума» с программой «Электрический пес». Мне стало очень грустно от того, что постепенно переписывается история. Та группа, с которой он сейчас играет, уже стала классической, только между ним и ею появилась буква И. По счастью мы не дожили вместе до того дня, когда нас стала разделять эта буква. Я вернулся домой и написал Бобу электрическое письмо. Писать оказалось легко, не могу себе представить, что мы когда-нибудь смогли бы говорить о том, что он делает, и почему он делает именно так? Его же никогда не интересовало то, что делаю я или кто-то из нас. Он неожиданно быстро ответил. Впервые за много лет появилась эмоция. Казалось он был искренне рад, что мы случайно нашли способ общаться, но только мои вопросы заставили его защищаться, и это долго продолжаться не могло, мы быстро исчерпали все темы возможного разговора, и наша переписка оборвалась. Это был конец. Скорее всего это конец нашей дружбы, и почему она кончилась именно так, я не знаю. Почему я среагировал так именно в этот момент времени? Ведь прошло столько лет и мы редко, но пересекались. Всё было в убийственной интонации, которой эти концерты были объявлены в метро. Это был итог, это был финал, это было то, ради чего стоило делать все это, все те и эти годы. Жалко, что Боб не ездит на метро, я посоветовал бы ему разок спуститься и послушать.
