Узнав, что Бернадот зовет Моро, опальный генерал срочно переписывает свое первое письмо наследнику шведского престола со следующей припиской:
«Я просил вас прислать за мной корабль, если бы вы посчитали мое присутствие необходимым, и передать ваши инструкции через мое доверенное лицо — господина Дэвида Пэриша из Филадельфии. Однако, учитывая, что таким образом я смогу попасть в Европу только к концу сентября сего года, что явно будет поздно, чтобы начать действовать в этом году, я принял решение покинуть США в июне, полагая, что к этому времени моя супруга уже оставит Францию».
Сообщив Бернадоту о «предложениях России» в отношении себя, Моро продолжал:
«Я готов вступить на территорию Франции во главе французских войск, но я не желаю вторгнуться в пределы моей отчизны во главе иностранных солдат. Можете себе представить, каким решительным окажется сопротивление маршалов, генералов и других высших офицеров империи, которых Бонапарт осыпал богатством и наделил землей. Какое правительство должно прийти на смену существующему? Мне не интересны мнения, превалирующие в стране, которая уже в течение десяти лет фактически является королевством.
Что касается меня, то я совершенно свободен и лишен предубеждений, и если нация пожелает возвращения Бурбонов, с которыми меня ничто и никогда не связывало, за исключением подозрений в связи с пресловутым заговором, что ж, я приму с радостью новое правительство, при условии гарантии личных свобод граждан, которые будут обеспечены посредством мощных государственных институтов, ограничивающих амбиции и алчность придворных. Полагаю, что это единственное средство с ними покончить.
Я узнал, что роялисты направили своего агента в Санкт-Петербург, вероятно, в надежде завербовать там некоторых французов. Я не желаю сражаться под их знаменем, которое до сих пор не принесло счастья революции. Впрочем, я никогда не хотел быть орудием чьей-либо личной мести.
Я также с удовлетворением узнал о ходе переговоров между Францией и Швецией, что, по всей видимости, позволит вскоре увидеть вас на стороне тех, кто сражается против Бонапарта. Это было бы очень хорошо для Франции, которая нашла бы в вас поддержку, как только она избавится от вождя, который ее обесчестил…»
Это письмо Моро представляется нам очень важным. Во-первых, потому, что отражает суровую ненависть изгнанника к Бонапарту. Во-вторых, оно подтверждает, что ярый роялист Хид де Невиль, что бы он ни говорил в своих мемуарах, не смог полностью переубедить настоящего республиканца Моро, склонив его на сторону Бурбонов. Генерал признавал возможную их власть только временно, так сказать, на переходный период и только при условии твердых конституционных гарантий. В-третьих, оно ясно свидетельствует о том, что Моро принял решение поступить на русскую службу и вступить в открытую борьбу против Бонапарта. И, наконец, в-четвертых, поступок Моро не обусловлен местью, как часто говорили многие мемуаристы, за свою жену, которая, прибыв в Бордо, подверглась нападкам императорской полиции. Моро еще ничего не знал об этом. Он даже точно не знал, покинула ли она Францию — он всего лишь наделся…
* * *
Несколько дней спустя Моро наконец получает письмо, которое его супруга передала через капитана парусника «Wilhelm Guster». В нем она сообщает мужу, что собирается вернуться в Америку. Она намеревалась подняться на борт корабля «L'Erie», отправлявшегося в Нью-Йорк из порта Ла-Рошель.
Письмо успокоило Моро. «Раз “ L'Erie ” еще не прибыл в Нью-Йорк, — думал генерал, — значит, английская морская блокада все еще заставляет американские парусники делать большой крюк южнее обычных транспортных путей. Во всяком случае, моей жены и дочери уже нет во Франции и мне не стоит более опасаться, что Бонапарт оставит их как заложников».
* * *
Итак, началась подготовка к отъезду. Дашков считал, что генерала Моро должен сопровождать кто-либо, владеющий русским и французским языками. Жан-Виктор сам выбрал молодого военного атташе при русском генеральном консульстве в Нью-Йорке. Им оказался Павел Свиньин, фамилия которого для благозвучия произносилась как Поль де Шевенен и с которым Моро уже хорошо подружился. Русский посол одобрил этот выбор. Оставалось только получить разрешение на выпуск судна из Нью-Йоркского порта у вице-адмирала Кокборна, командира английской эскадры, блокирующей восточное побережье США. Для того чтобы сохранить в секрете отъезд изгнанника, посол Дашков запросил пропуск на имя Поля де Шевенена, который отправляется с весьма важной и конфиденциальной миссией, порученной ему Российским министерством иностранных дел. Так как в то время существовали благоприятные дипломатические отношения между Россией и Англией, то вице-адмирал Кокборн подписал пропуск на имя Шевенена и даже разрешил Дашкову оставить в пропуске пустое место, куда должно быть вписано название корабля.
Оставалось только найти корабль. Это не заняло много времени. Один судовладелец, друг и почитатель Моро, предложил ему лучший из своих парусников — «Hannibal», под командованием капитана Кертиса Блэкмена из Нью-Йорка.
Погрузка прошла быстро, и вскоре Кертис Блэкмен объявил, что готов поднять якорь.
Но прежде чем подняться на борт, Моро оставил для своей жены следующее письмо:
«Милая моя подруга,
Прибыв сюда, ты будешь удивлена, что я отправился в Европу. Обстоятельства складываются самым благоприятным образом для того, чтобы вернуться на родину. Я не хочу, чтобы Франция стала жертвой иностранной оккупации при крушении Наполеона. Вот почему я принял решение помочь ей именно сейчас. Я не знаю, что с ней станет…
Два месяца назад я отправил записку, в которой прошу сформировать небольшую армию из числа французских военнопленных в России, с которыми хочу попытаться высадиться во Франции и стать опорой для всех недовольных существующим режимом. Я хочу, чтобы Бонапарт пал от руки французов — это было бы для них честью.
Здесь будут ждать твоего появления на корабле “ L'Erie ”. Ни разу приказ Бонапарта не доставлял мне столько удовольствия, как тот, что предписывает тебе покинуть Францию.
Один пассажир с парусника “Atlas” сказал, что у него есть твое письмо для меня и что накануне своего отъезда в Байонну он видел, как ты упаковывала чемоданы…
Господин де Невиль тоже хочет ехать со мной и настаивает, чтобы я принял сторону Бурбонов. Я ответил ему, что их дело проиграно. Я не встану под их знамена и не буду сражаться за них, если Франция не желает их правления. Более того, я никогда не призову их снова к власти. Их правление может быть лишь временным явлением при условии гарантии неприкосновенности собственности, приобретенной в результате продажи национального достояния, ряда свобод, необходимых для счастья людей, полной реабилитации всего того, что произошло во время революции, и неприкосновенности существующих рабочих мест…
