Таковы два гения Древней Руси. Один — старший по возрасту — был выходцем из оскудевшей Византии, шедшей к трагическому финалу. Другой — сын земли русской — воплотил в себе дух эпохи, несшей освобождение. Они противостоят друг другу. Стремительная молния и ясное солнце. Скорбь и радость. Страсти ада и умиротворенная гармония.
Противоположности нередко сходятся. Мы не знаем, как Феофан Грек и Андрей Рублев относились друг к другу, нам известно лишь, что им приходилось работать вместе. Роспись Благовещенского собора в Московском Кремле была, вероятно, последней страницей творческой биографии Феофана Грека. Вместе с ним работал Андрей Рублев. Видимо, к 1405 году Рублев снискал себе славу известного изографа. Иначе трудно объяснить, почему именно ему поручили работать рядом с Феофаном. Был и третий участник росписи Благовещенского собора — Прохор с Городца. Несомненно, что и старец Прохор был звездой первой величины.
В работе над огромным иконостасом прославленные мастера нашли общий язык.
Трое неповторимых слились в одного. Конечно, руку каждого из художников можно различить. Но, видимо, великому Феофану пришлось несколько смирить свой пыл. На смену патетике пришло строгое величие. Святые глядят без византийской суровости — в них больше человечности и доброты. Весь иконостас воспринимается как законченное произведение, единое в своем замысле.
Андрей Рублев и Даниил Черный. Шествие святых в рай. Фрагмент фрески Успенского собора во Владимире. 1408 г.
Феофан Грек. Авель. Фреска церкви Спаса-Преображения на Ильине улице в Новгороде. 1378 г.
Феофан Грек. Троица. Фреска церкви Спаса-Преображения на Ильине улице в Новгороде. 1378 г.
На страницах истории отечественного искусства имена Феофана Грека и Андрея Рублева стоят рядом.
Знакомство с владимирскими фресками, конечно, побудило меня стремиться как можно чаще видеть во время поездок в Москву самое знаменитое произведение Андрея Рублева — находящуюся в Третьяковской галерее «Троицу».
Стоя в малолюдном зале галереи перед «Троицей», я всегда с благодарностью думал о тех, кто укрывал это живописное чудо во время Великой Отчественной войны в Сибири. Я не мог не исполниться чувством признательности к тем, кто в начале нынешнего века расчистил от наслоений и копоти рублевский шедевр. Мы не знали бы, каких высот в изобразительном искусстве достигли наши предки, если бы художники-реставраторы, среди которых надо назвать имя В. П. Гурьянова, не приложили усилий и тончайшего мастерства, для того чтобы «Троица» предстала перед нами в первозданной красоте.
Первоначально «Троица» украшала иконостас Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры. Свое произведение, как говорят старые источники, Андрей Рублев написал «в похвалу святому Сергию». Переводя на язык современных понятий эту формулу, можно сказать, что Рублев посвятил картину Сергию Радонежскому.
Сюжет картины восходит к библейскому первоисточнику. К старцу Аврааму явилось божество в облике трех прекрасных юношей, предрекших ему рождение сына; трапеза происходила за столом под дубом. Юноши печальны, задумчивы. Все дышит миром, любовью, красотой.
Главная идея картины — идея мира и согласия, о чем страстно мечтали и чего не находили в жизни люди пятнадцатого века. Самой композицией, плавностью и неуловимостью переходов нежной гаммы цветов Рублев добился ощущения гармонии. Особенно большое впечатление производит средний юноша, чуть склонивший голову набок и приготовившийся испить смертную чашу. Это Христос, а смертная чаша символизирует его подвижническую судьбу. Дерево над его головой плавно склонилось в печали, словно сочувствуя.
В забытом трактате Е. Трубецкого есть любопытное наблюдение над связью древней живописи с русской природой: «Смысловая гамма иконописных красок необозрима, как и передаваемая ею природная гамма небесных цветов. Прежде всего, иконописец знает великое многообразие оттенков голубого: и темно-синий цвет звездной ночи, и яркое дневное сияние голубой тверди, и множество бледнеющих к закату тонов светло-голубых, бирюзовых и даже зеленоватых. Нам, жителям севера, очень часто приходится наблюдать эти зеленоватые тона после захода солнца.
Феофан Грек. Ной. Фреска церкви Спаса-Преображения на Ильине улице в Новгороде. 1378.
Но голубым представляется лишь тот общий фон неба, на котором развертывается бесконечное разнообразие небесных красок, — и ночное звездное блистание, и пурпур зари, и пурпур ночной грозы, пурпуровое зарево пожара, и многоцветная радуга, и, наконец, яркое золото полуденного, достигшего зенита солнца».
Владимирские и московские встречи с Андреем Рублевым привели меня в конце концов к знакомству с теми, кто изучал и популяризировал творчество великого изографа. Как-то в печати промелькнуло сообщение о Музее древнерусского искусства имени Андрея Рублева, что на площади Прямикова в Москве. Выбрав первый свободный день, я отправился в музей.
…Высокий холм опоясан цепочкой белокаменных стен. Когда я впервые приехал на Яузский холм, то еще только создававшийся музей помещался лишь в Андрониковом соборе, окрест же царило запустение, кругом стояли бараки и сараи.
Первый директор рублевского музея Давид Ильич Арсенишвили оказался, как я вскоре смог убедиться, энергичным человеком, умелым и предприимчивым. Буквально захлебываясь от восторга, показывал мне Давид Ильич огромные фотокопии икон и старинных фресок.
— Посмотрите, — говорил Давид Ильич, — на белого коня, на котором вихрем несется Георгий Победоносец. Посмотрите на эту развевающуюся мантию всадника, а как изящны эти руки… О-о, — Давид Ильич даже схватился за голову, — теперь так не умеют писать! Вы понимаете, конечно, как нужен наш музей. Когда мы получим возможность работать, мы станем лучшим художественным заповедником Москвы.
Вся речь его была восторженным гимном древнерусскому искусству, а об Андрее Рублеве Арсенишвили говорил так, как будто он только вчера расстался со знаменитым иконником.
Через несколько месяцев Арсенишвили появился во Владимире. В телефонной трубке загудел его голос: «Помогайте… Нужны строительные леса, нужны рабочие, нужны всякие бумаги».
Оказывается, Давид Ильич приехал, чтобы художники сняли копии с рублевских фресок в Успенском соборе. Так началась моя дружба с музеем на Яузе… Вскоре я узнал, что если Арсенишвили — это воля и энергия будущего заповедника, то душой музея была Наталья Алексеевна Демина, тонкий ценитель живописи былых времен, пожалуй, лучший в стране знаток искусства Андрея Рублева. Будущее музея тогда олицетворяла Ирина Александровна Иванова, еще студенткой открывшая для себя красоту икон и фресок. И эта «троица» совершила научный и гражданский подвиг, создав в Москве крупный центр по изучению и популяризации древнерусской художественной культуры.
Чудо Георгия о змии. Нач. XIV в. Новгородская школа.
Над Яузой, как в старину, снова засияли белокаменные стены, был построен выставочный зал, из запасников музеев Суздаля, Владимира, Дмитрова были привезены иконы. Над возрождением старых шедевров, найденных научными экспедициями, а иногда и просто любителями, неутомимо и вдохновенно работали художники-реставраторы — потомственные иконописцы Василий и Александр Кириковы, Евгений и Ирина Брягины — уроженцы прославленной Мстеры.
Н. А. Демина много лет подряд бывала в древних городах. Однажды, работая в Дмитрове, она обнаружила в старинном соборе заброшенные иконы. Они были привезены в Москву, и над ними кропотливо потрудились музейные реставраторы. Когда с одной из досок были сняты чернота и поздние записи, то перед взором зрителей предстала икона Иоанна Предтечи. Образ был словно озарен мягким светом — нежно и проникновенно была передана духовная красота мыслителя. Плавные, неуловимые переходы тонов, все краски связывают образ пустынника с лесной стихией Древней Руси. По общему и единодушному мнению знатоков, найден шедевр огромной художественной силы, возможно, принадлежащий кисти Андрея Рублева или его содруга Даниила Черного.
Многие исследователи называют конец четырнадцатого и пятнадцатый век периодом русского Ренессанса. Находки последнего времени убедительно говорят о том, что в средневековой Руси были живописцы, не уступавшие по своему мастерству самым прославленным художникам мира. Найдена в подмосковном городе Дмитрове «Богоматерь Одигитрия». Рука реставратора вернула к жизни первоклассное живописное произведение, исполненное прозрачными, чистыми красками. Икона была создана в пятнадцатом веке неизвестным мастером, унаследовавшим в своем творчестве рублевские традиции — одухотворенную человечность, гармоничность, необычайную высоту идеалов.
