Однако в другом случае сын постарался избавиться от намека отца. Замерзший француз «из добропорядочного семейства», открывший Золотой вулкан, в авторском варианте носит фамилию Лорье (по-французски: «лавровое дерево»). Верн, как известно, считал свою фамилию произошедшей от французского слова «ольха» (vergne). Неизвестно, воспринял ли сын фамилию персонажа как очередной отцовский намек, но он переименовал соотечественника в Ледуна[6].
Есть в романе и другая тема, которой коснулось, хотя и в гораздо меньшей степени, бойкое перо Мишеля. Речь идет о покорении полярных широт. Эта тема с юношеских лет волновала писателя. Жюль только что издал «Ледяного сфинкса». Одновременно с «Золотым вулканом» он работал над «Россказнями Кабидулена». Можно сказать, что до конца своих дней писатель оставался верным своему юношескому увлечению. «Нет труда изнурительнее, чем прокладывать дорогу», — свидетельствовал другой большой писатель, создавший замечательные произведения о Севере[7]. Произведения Джека Лондона во французских переводах стали появляться уже после окончания Ж. Верном «Золотого вулкана». Естественно, свидетельства гениального очевидца были ярче и правдивее верновских фантазий. Сравните, например, относительно беззаботное плавание выдуманного «Фут-Бола» и реальный рейс его нелитературного собрата: «…когда Нарвал проходил залив Королевы Шарлотты и качался, вставал на дыбы, метался как бешеный…»[8]. Возможно, поэтому при издании книги сын решил избавиться от некоторой доли отцовских пейзажей. Но, даже сознавая их неточность, нельзя не пожалеть о самоуправстве сына, потому что Верну принадлежит бесспорное первенство если и не в самом открытии в рамках художественных произведений темы освоения Севера, то уж — и это безусловно! — в ее последовательной и подлинно поэтической разработке.
Переписанный Мишелем «Золотой вулкан» увидел свет в «Магазэн д’эдюкасьон э рекреасьон» за 1906 год. В августе и ноябре того же года вышли книжные издания романа. На русском языке это произведение впервые было опубликовано в предреволюционном сойкинском собрании сочинений Ж. Верна. Оригинальная авторская версия романа выпущена только в 1995 году, в парижском издательстве «Аршипель». Данное издание — первый перевод этой версии на русский язык.
Роман «Маяк на Краю Света» полностью посвящен теме возмездия. Он во многом необычен для Верна. Прежде всего для серии «Необыкновенные путешествия» нехарактерно эдакое классицистское «единство места», строго выдержанное автором на этот раз. В общем соблюдено и «единство действия», поскольку главная сюжетная линия построена на попытке банды мародеров и разбойников покинуть уединенный остров Эстадос (Штатов). Единственное условие классической драматургии, которое автор нарушает, — «единство времени», поскольку действие происходит между 9 декабря 1859 года и 18 марта 1860 года. Автор не случайно отнес события романа на сорок лет назад. Дело в том, что во время работы Ж. Верна над романом на острове Эстадос не только уже существовал маяк на шестидесятичетырехметровом мысу у входа в бухту Сан-Хуан, видимость которого достигала 14 морских миль, но и находилась (вплоть до 1903 г.) каторжная военная тюрьма, которую аргентинское правительство вынуждено было перенести на материк после жестокого подавления мятежа узников. Мало того, этот фундаментальный маяк сменил работавшее с начала 80-х годов временное деревянное сооружение, функционировавшее с меньшей пользой для мореплавателей.
Всей своей атмосферой «Маяк» резко отличается от большинства прежних сочинений Жюля Верна. «В романе с острой интригой нет ни одной из тех забавных сцен, которыми прежде автор имел обыкновение украшать свои произведения. Он суров, подобно острову Эстадос», — характеризует эту книгу Жан Жюль-Верн[9].
Роман необычайно мрачен для такого «легкого» писателя. Объяснение этому внук находит в физическом состоянии деда. Жюль находился в депрессии, когда его здоровье резко сдало. Видел он уже только одним глазом, да и то с трудом. Рука плохо слушалась, хотя гигантской концентрацией воли писателю удалось сделать почерк разборчивым. Писал он, правда, карандашом, старательно обводя текст законченных глав чернилами. Начало работы над романом относится к 1897 году. Завершен он был скорее всего в 1901 году.
Тему возмездия больной Верн доводит до логического конца. «Добро, можно сказать, одержало победу над злом, ибо виновники понесли заслуженное наказание. Но думать так было бы ошибкой, ибо жертв оказалось чересчур много»[10].
«Маяк на Краю Света» начал печататься в «Магазэн д’эдюкасьон э рекреасьон» в 1905 году, уже после смерти автора. 15 августа и 15 ноября, как всегда у Этцелей, вышли книжные издания — дешевое карманного формата и более дорогое, иллюстрированное, «подарочное» издание. В русском переводе роман впервые увидел свет в составе уже упомянутого сойкинского собрания сочинений.
Небезынтересно будет упомянуть, что с романом связан один из эпизодов современной истории авантюрных путешествий. В 1998 году француз Андре Бронер, отмечая столетие романа «Маяк на Краю Света», решил добраться до острова Эстадос, построить копию деревянной хижины, служившей маяком в 80-е годы XIX столетия, и зажечь сигнальный огонь. 24 января он с группой энтузиастов высадился в бухте Сан-Хуан. Десять дней понадобилось для перегрузки с доставившего путешественников посыльного корабля строительных конструкций, иные из которых весили несколько центнеров. Около месяца заняло строительство многогранного сооружения с конической крышей. Общая высота «сарайчика» достигала четырех с половиной метров. Правда, с прожектором сначала возникли проблемы: фотоэлектрическая система не работала. 26 февраля состоялось торжественное открытие маяка, но праздник был прерван: надвигался характерный для этих мест шторм, так мастерски описанный Жюлем Верном. Судну пришлось срочно покинуть негостеприимные берега острова Эстадос, предварительно забрав на борт «маячную команду»[11].
На теме возмездия построена и ранняя повесть писателя «Граф де Шантелен». Здесь автор даже противопоставляет тривиальную корыстную месть, жаждой которой движим негодяй Карваль, и благородное возмездие, которое его поджидает. Естественно, христианская мораль, носителем которой в повести выступает граф де Шантелен, передает наказание в руки высшего существа. Граф так и заявляет о своем бывшем слуге: «Ему не избегнуть суда Всевышнего». Не так полагает Кернан, молочный брат графа: «Для него этот суд должен начаться еще на земле». И — с помощью автора — Кернан осуществляет справедливое возмездие, что совсем неудивительно при резкой антиреспубликанской направленности книги.
Повесть написана в начале 60-х годов, в душной атмосфере Второй империи, когда республиканские идеи — мягко говоря — не приветствовались. Больше того, молодой Верн был свидетелем кровавого разгрома революции 1848 года и надолго проникся недоверием к идеям, возмущавшим одну часть народа против другой. Именно поэтому автор несправедлив к людям, делавшим за семь с лишком десятилетий до написания повести Великую французскую революцию. Его симпатии сначала на стороне вандейских мятежников, а потом их бретонских единомышленников — точно так же, как через шесть лет после написания повести, в скорбном и тяжелом для Франции 1870 году они, симпатии романиста, были на стороне правительства, пытавшегося подавить революционное брожение в народе. Тогда Верн ясно выразил свою позицию в одном из писем: «Очень надеюсь, что в Париже на некоторое время сохранят национальную гвардию и она будет расстреливать социалистов, как собак. Республику можно сохранить только такой ценой, и правительство имеет право быть безжалостным к социализму, потому что только оно справедливо и законно»[12].
«Скорбным недоразумением» называл Вандейское восстание Виктор Гюго. Но недоразумением оно ни в коей мере не являлось. Жан Жорес называет другие причины восстания. В краю полунищих арендаторов и мелких фермеров, в краю редких городов и селений чрезвычайно велика была роль духовенства, по-своему объединившего общество. И крестьянам не понравилось, что священника, «жившего среди них много лет и говорившего с ними на языке близкого и понятного человека», только лишь за отказ присягнуть Революции «вдруг заменяли другим, им незнакомым, который, быть может, и не получил истинной божественной инвеституры»[13]. Не случайно Гюго обронил: «Вандея — это мятеж попов»[14]. Революция отменила не только сословное неравенство. Она снесла и непомерный налоговый гнет, побуждавший в течение доброй половины XVIII века бунтовать крестьян различных областей Франции. Население Вандеи «при его узком эгоизме и ограниченном умственном кругозоре принимало благодеяния Революции и отвергало налагаемые ею обязанности»[15].
