Несколько дней они обитали в своем Океанском Клубе вполне независимо. Пасмурным утром ее неизменно можно было обнаружить в голубом бассейне. Он так же неизменно появлялся на своем балкончике с кошкой.
Познакомились в супермаркете. Он стоял в кассу и читал очередную изучаемую книгу. Она оказалась сзади. Через плечо заметила текст, набранный моментально узнаваемой кириллицей. Подождала, пока он отвлечется от чтения, и спросила:
— Вы говорите по-русски?
Именно что не: “Вы русский?”, а: “Вы говорите по-русски?” — кто его знает, может, какой шведско-голландско-хорватский славист.
— Что? — обернулся он и заметил свою соседку по местному общежитию.
— Вы из России, — поняла она сразу по его произношению и интонации.
— Да, да. Вы тоже?
— Почти.
На этом разговор замер. Он опустил книгу и, стоя в очереди, чуть заметно оглядывался. Она, казалось, была полностью поглощена своими покупательными заботами. Расплатившись, выйдя из магазина, он будто бы непринужденно задержался, разглядывая нехитрые радости туриста, выставленные прямо на улице у входа в магазин. Улыбнулся, поймав себя на сей лукавой преднамеренности.
— Вы домой? То есть в наш Клуб? — поправилась она.
— Ах, да, — спохватился он.
Пошли рядом. Некоторое время молчали.
— Откуда же вы? — все-таки первым начал он.
— Сложная история. Из Нью-Йорка. Вернее, сейчас вот из Парижа. Друзей навестила. Ну и решила побаловать себя, коли уж такое большое свободное время выпало.
Он не стал расспрашивать причины этого выпавшего большого свободного времени. По интонации было понятно, что за этим кроется либо нечто не очень приятное, либо просто некий новый поворот в размеренном течении жизни. Но расспрашивать не стал.
— Надолго?
— До следующей субботы.
— Я тоже, — помолчал. Потом снова: — А куда?
— Ну, сначала в Париж, а потом к себе, в Нью-Йорк.
— Понятно, — она его не спрашивала. И так ясно. Он зачем-то добавил: — У меня вечерний рейс.
— У меня тоже, — сразу же отозвалась она. — Вот, почти целый лишний день здесь можно провести будет.
— Да, да.
Как раз достигли входа в свой Клуб. Вместе поднялись по лестнице на второй этаж. Раскланялись. Разошлись по комнатам.
— Заждалась, Юленька? — произнес он, входя к себе и зажигая свет. Подошел. Погладил. Она послушно подставила крупную крепкую голову.
Кошка появилась неожиданно. Хотя что тут особенно неожиданного. Один постоянный партнер в качестве возблагодарения за какие-то услуги подарил жене породистого котенка. Такой вот полуинтимный подарок. Но вряд ли за ним скрывалось что-либо, кроме простой шутливости отношений. Так он думал.
Жена пропадала уже почти до ночи. Иногда и вовсе не возвращалась домой. Дела, партнеры. Изредка они вместе посещали рестораны, презентации и прочие столь ныне распространенные мероприятия. Вокруг сидели, подходили, раскланивались улыбающиеся люди, с обожанием взглядывавшие на его моложавую и энергичную жену. Что это могло значить? Да что угодно.
Котенок был удивительно рыжего цвета, походя в том на жену, и саму-то немало рыжеватую. Посему, посмеявшись, и присвоили котенку женского пола имя Юля. Когда он звал: “Юля!” — то поначалу жена невольно откликалась первой. Потом привыкла и стала различать по интонации, кто ему сейчас потребен. Иногда он выкликивал: “Юля! Юлия!” — имея в виду обеих.
Но кошка была ее. Когда жена возвращалась домой и садилась на кухне, кошка вспрыгивала ей на колени и начинала лизать подмышку. Лизала так интенсивно, что тонкая кофточка промокала насквозь. Они оба посмеивались.
— Экие эротическо-перверсивные проявления, — шутил он. — У нее явно лесбийские наклонности. Насчет тебя — не знаю. Не до конца уверен, — и опять оба посмеялись. — К добру не приведет, — и снова улыбнулись. Такое вот предсказание.
К нему кошка относилась прохладно. Только в отсутствие жены принимала поглаживания и, естественно, кормления. Но вполне пренебрежительно и снисходительно.
— Экое же подлое существо, — ласково бормотал он, покачивая головой и усаживаясь за свои книги. Юля не торопилась вскочить к нему на колени или примоститься рядом на диване.
Со временем она выросла в крупное и благородное существо с несколько высокомерно-надменным выражением восточного лица. Красоты ей было не занимать. Но самое главное, что всегда удивляло и даже несколько пугало, так это ощущение ее полнейшего понимания всего вокруг нее происходящего. Когда они с женой не то что переругивались, но говорили на повышенных тонах, она выходила из кухни. Подобное, как и во всех семьях, обычно происходило на кухне. Ну, не будем здесь вдаваться в миростроительно-экзистенциальный смысл и значение кухни в жизни советской интеллигенции в те старые, доперестроечные эскапистские времена. Об этом немало написано и наговорено.
При обсуждении же ее самой, даже без упоминания имени, Юля поднимала голову и внимательно смотрела в глаза говорящему. Затем переводила взгляд на собеседника. К гостям и посетителям относилась выборочно. Суть ее предпочтений была не совсем ясна, но за этим чувствовался некий принцип, причем достаточно серьезный и глубинный, хотя понять его было не так-то и легко.
— Ты знаешь, она как будто предпочитает людей с неким метафизическим содержанием, что ли. Я так могу описать это.
— Пожалуй, — соглашалась жена, — она ведь у меня умница. — И поправлялась: — У нас. Правда, Юленька?
— Да нет, именно что у тебя, — не то чтобы с сожалением, но с некой особой интонацией говорил он.
Через три дня после ее приезда погода исправилась. Небо разъяснилось. Канары стали теми самыми Канарами, ради которых и гонит сюда страсть всех любителей моря и южных прелестей. Был, конечно, не сезон. Зима. Всего 20 градусов. Вода холодная. Но — юг. Тропики. Пальмы. Солнце. То самое море. Ветер с моря, запахи моря, вид утреннего моря. Вечернего моря. Волнующегося и спокойного моря. Хотя спокойным оно в это время года бывает весьма и весьма редко. Неважно.
Утром в легком халате она вышла на свой балкончик, глянула вправо, где обитал он, улыбнулась, поздоровалась. Про кошку, сидящую на его коленях, пока вопроса не задала, но снова отметила это про себя.
— Как здорово, — проговорила она, щурясь на ярком солнце.
— Да, — согласился он. — Вот, с вашим приездом и погода исправилась, — это прозвучало как комплемент.
— Со мной всегда так, — отвечала она серьезно.
— А вот со мной как раз наоборот, — и он заговорил вполне серьезно.
Собственно, серьезные, даже мучительные интонации вообще превалировали в его жизни и говорении. Иногда жена уставала от них и просила: “Ну не будь такой занудой!” — “Не буду”, — не то чтобы легко и необидчиво соглашался он.
— Ну, пока ваша аура опять не стала доминировать в местной атмосфере, надо спешить на море. Вы идете?
— Я? — переспросил он. Обернулся на кошку. Та внимательно глядела на него. — Я? — повторил он, посмотрел на небо, снова на кошку, погладил ее. — Ты как, Юля?
— Что? — откликнулась она.
— Это я кошке.
— Ее Юля зовут? — радостно подивилась она.
— Да.
— Как интересно. Меня тоже Юлией зовут.
— Вас зовут Юлией? Странно.
— А что же тут странного?
— Да вот моя жена… Моя бывшая жена… Ну, ее тоже Юлией звали.
Она помолчала, переводя взгляд с него на кошку, и заключила:
— В общем, три Юлии. Так идем на море?
— Пожалуй что, — заспешил он.
Ушел к себе вместе с кошкой. Через достаточно большой промежуток времени появился уже один. Она ждала готовая — шорты, легкая майка, сандали, яркая полотяная сумочка через плечо. Он был в плотных брюках, но в легкой летней рубашке.
Так и текла их полуноворусская жизнь. Новорусскую часть, естественно, представляла она. Он, понятно, — старорусскую. Причем, сугубо, идеологически даже акцентированную старорусскосоветскую. Такая вот чаемая гармония нового и старого. Прямо-таки на нуклеарном уровне общества, в предельной социальной его ячейке — семье. Прогресс и традиция. Ох, всем бы так.
Но детей не было.
Вот, появилась кошка. И стала тем недостающим третьим, скрепляющим и завершающе гармонизирующим элементом. Все, вроде бы, окончательно и сладилось.
Однажды жена пришла домой, несколько непривычно озабоченная. Вернее, в каком-то непривычном состоянии. Он подумал о неприятностях в бизнесе. Такое нередко случалось. Иногда бывали проблемы, и весьма-весьма серьезные, связанные с криминалом или претензиями властей. Вернее, отдельных их представителей. Что-то в этом роде и сейчас, — подумал он, но не стал расспрашивать. Только внимательно посмотрел. Его бессмысленные расспросы, не могущие привести ни к каким рациональным решениям в абсолютно ему неведомой области, ее даже раздражали.
