По пути в камеру пыток встречают ещё одного охранника - тому оказалось достаточно вида силуэта незнакомца с пистолетом, чтобы сдаться. Находят, наконец, Голта. Развязывают, отпаивают бренди, суют сигарету. Голт одобрительно смотрит на белый свитер прослезившейся ЛС.
Я постарался изложить историю освобождения Джона Голта кратенько - на самом деле эти сцены длятся гораздо дольше, идиотизма и диалогов в них больше раз эдак в 5.
Дальше бравые олигархи разбивают пыточную машину и выводят Голта к спрятанному самолёту, докладывают остальным олигархам и прочим атлантам что дело сделано и помощь не нужна (те большим десантом ждут неподалёку). Норвежский Пират пафосно замечает, что грубая сила не может побороть разум. Они взлетают, и, пролетая над ночным Нью-Йорком, видят, как в агонизирующем городе отрубается электричество - город мгновенно исчезает во тьме. Сбылась давняя мечта Джона Голта - увидеть, как погасли огни НЙ. «Это конец» - говорит ЛС, но Голт поправляет: «Это - начало». Летящий в самолёте позади Великий Философ вызывает Голта, чтобы узнать, как он - на что Голт сообщает что конечно всё в порядке, иначе быть не могло, А есть А (мадам любит козырнуть к месту и не к месту этой аристотелевой формулой тождества - типа, логика и разум на её стороне, см. образ учёных, склонившихся над микроскопами в рекламе йогурта)
***
Тепловоз, тянущий Фирменный Экспресс с Героем-Другом-Детства, сломался посреди Аризонской пустыни. ГДД посылает помощника машиниста звонить, чтоб прислали ремонтников. Он очень упрямо хочет вытащить экспресс и не дать ему погибнуть - вцепился в эту идею, как ЛС в свою железку. Возвращается посланный помощник: управление не ответило. Ищут инженера среди пассажиров - но не находят. Пробуют починить тепловоз сами - не получается.
Вскоре мимо поезда проходит караван фургонов, запряжённых лошадьми. Дикий Запад вернулся. Люди из фургонов рассказывают, что моста впереди больше нет - так что ехать больше некуда, а они, конечно, готовы забрать людей с собой за долю малую. Сами он ищут, где бы осесть в безопасности. В итоге караван подбирает пассажиров, а упрямый Герой-Друг-Детства остаётся бороться за живучесть поезда. Он и пытается починить, и рыдает от бессилия, и молит во имя всего лучшего что у него было - без толку. Он - не атлант, ему далеко до них. Вокруг пустыня, и какой-то кролик пытается влезть в поезд - Герой-Друг-Детва злобно прогоняет его прочь, потом падает на рельсы и снова рыдает, а прожектор равнодушно светит в непроглядную ночь.
***
Над «Атлантидой» грохочут звуки Пятого Концерта Великого Композитора. Банкир Мидас задумчиво чертит схемы трАншей между городами. Норвежский Пират лежит на диване и читает Аристотеля (и читатель всё больше и больше убеждается, что мадам-авторша явно дальше древних греков философию так и не одолела - ну может ещё Ницше разве что). Судья-С-Индейско-Георграфическо-Лошадиной фамилией вдумчиво смакует новую оговорку к своему Великому Проекту: «Конгресс не должен принимать законов, ограничивающих свободу производства и торговли…» Медный Олигарх, Олигарх-Изобретатель и Нефтяной Олигарх сидят у камина и обсуждают новости: Джон Голт будет изобретать новые локомотивы, а ЛС руководить первой железной дорогой между НЙ и Филадельфией. Олигарх-Изобретатель замечает, что ЛС, конечно же, попытается разорить его своими расценками на грузовые перевозки - но он сможет держать удар. Дружный счастливый смех олигархов.
А на самой высокой горе сидят ЛС с Голтом в обнимочку. Они не видят развалившегося мира - только где-то далеко мерцает пламя всё ещё горящего Факела Имени Нефтяного Олигарха.
- Путь расчищен, - пафосно произносит Голт. - Мы возвращаемся в мир.
Он поднимает руку и чертит в пространстве над разоренной землей символ доллара.
***
Дальше идёт коротенткий абзац «Об авторе», где мадам-авторша скромно врёт о себе - какая она хорошая и умница, и окончила европейский университет, и никто ей не помогал, и никому она не обязана, и нашла мужчину своей мечты. На самом деле ускоренные 3 года тогдашнего Петроградского Университета - это всё-таки не совсем «окончила европейский университет». Помогать ей много кто помогал - родня и приютила её в Америке, и денег давала (которые она, кстати, так и не вернула), и рекомендации в Голливуд раздобыли. А «любимого мужа», который так много для неё сделал, она в лучших традициях воспеваемого ей эгоизма променяла на молодого, а потом этот молодой эгоистично променял её на молодую - и нет бы радоваться за его эгоизм, так нет же - возмущённым визгам и воплям мадам не было предела. А в конце жизни мадам, яростно ратовавшая за отмену налогов и пенсий, сама получала пособие и лечилась за счёт налогоплательщиков.
- А всё-таки: кто такой Джон Голт?
Следователь равнодушно шерстил уголки подшитых протоколов. Тускло блеснуло дешёвенькое золотое колечко на пальце. Тупице-следователю было скучно, он делал неинтересную работу, и хотел побыстрее уйти домой.
Подследственная гордо выпрямила спину.
- Мой друг. Возлюбленный. Великий учёный. Великий разум. Человек, остановивший двигатель мира. Организатор первой в истории забастовки Разума. Человек, который своим бездействием разрушит ваш мир. Что Вас ещё интересует?
Она говорила низким голосом - с чувством, убеждённо, чётко и быстро, как говорят люди кристально ясного мышления. Она была на порядки умнее и образованнее этого вялого, серого человечка. Её мысли были быстры и точны - а серый следователь, напротив, туп и неповоротлив. Даже работа детектива была ему неинтересна. Нельзя таким людям поручать никакой работы, завалят дело и развалят всё вокруг своим отношением. Их надо наказывать, долго и беспощадно, пока не почувствуют своё ничтожество на своей шкуре.
- Вот как… - скучающе усмехнулся ничтожество-следователь и снова пошерстил протоколами. - Забастовка и бездействие, говорите… Негусто. А вот Ваши подельники - медный олигарх и олигарх-металлург - рассказали более интересные вещи о Джоне Голте. А Вы, я вижу, не хотите меня порадовать интересным. Жаль-жаль.
Тупица. Пошлый тупица. Примитивный, лишённый разума винтик огромной отупляющей машины. Мистик плоти…
- Вы используете весьма пошлый, весьма примитивный приём, - ясным голосом произнесла подследственная. Ей уже нечего было терять, и не хотелось унижаться перед этим ничтожеством. Она смотрела, не отрываясь, на кольцо на пальце следователя. Золотая вещица, единственная искорка настоящей жизни. Как лучик солнца сквозь решётку камеры.
Тупица-следователь самодовольно изобразил проницательную улыбку:
- Интересуетесь моим кольцом?
- Разумеется, нет, - отрезала подследственная, с чувством. - Ваше колечко слишком банально, чтобы им интересоваться. Но это - золото. Впрочем, Вам этого не понять.
Следователь вздохнул.
- Зря Вы так. Это, между прочим, то самое Кольцо Всевластья. Моя жена в далёкой юности отобрала его у Саурона - и подарила мне. Впрочем, этого не понять уже Вам. Но вернёмся к Вашим подельникам, - следователь закрыл кольцо волосатой лапкой, лучик исчез. - Они показали, что Джон Голт - это организатор саботажа и диверсий, взрывов на шахтах, нападений на торговые корабли, лидер так называемой Промпартии. Видите, как интересно? Гораздо интереснее, чем Ваши пафосные абстракции о бездействии.
Подследственная вскинулась:
- Это - полный абсурд! - её ноздри дрожали, лицо побледнело от гнева. - Дело Промпартии было сфабриковано Сталиным. Не было никакой Промпартии, это знают все! Это очевидно!
- Возможно, - согласился следователь. - Но после показаний Ваших подельников оно уже не кажется таким очевидным. Раз кто-то из вашей среды всерьёз говорил о таком саботаже и диверсиях - значит, это уже не абсурд. Логично? Надо будет разобраться поподробнее. Видите - даже от такой компашки испорченных эгоистов и жадин может быть польза обществу.
Он аккуратно завязал тесёмки папки с надписью "Кто такой Джон Голт" и положил его в сейф за спиной. Внутри сейфа стояли такие же серые папки - "Кто убил Лору Палмер", "Дело Мемо Грамену", "Как Стэплтон собирался вступить в права", "Устройство гиперболоида". Закрыл прозрачную крышку сейфа. На пальце его снова тускло блеснуло кольцо.
- Ну вот и всё, - сказал следователь, с явным удовольствием. Он был рад отделаться от этого скучного занятия. Ему нужно было интересное, а не работа. Ничтожество, не желающее утруждать своего разума.
Оставался один-единственный вопрос.
- Меня, конечно, расстреляют? - в прокуренном голосе подследственной слышался один лишь цинизм. Цинизм всезнания.
