Нельзя сказать, чтобы наша интеллигенция была в восторге от нынешней власти. Однако все, кого в последние годы награждали орденами, приятно улыбались и шаркали ножкой. И власть уже привыкла, что где-то там на кухне, может, и поругивают, но, представ пред светлые очи, кланяются и благодарят. И это очень удобно.
Солженицын скандала не хотел. Он сделал все, чтобы не было даже шума. Но власть была уверена, что настырность сильнее. Мол, поставим перед фактом – куда он денется. Да и кто ж откажется от Андрея Первозванного, от высшего ордена? Не на того напали. Выйдя на сцену Таганки, поблагодарив театр за спектакль, Солженицын сказал:
– Недавно я заранее письменно предупредил администрацию президента. – Солженицын достал из кармана копию собственного письма и прочел: – «До меня довели сведения, что Президентский совет по культуре рекомендовал наградить меня орденом к моему 80-летию. Если эти сведения верны, хочу удержать от этого шага. От верховной власти, доведшей Россию до нынешнего гибельного состояния, я награду принять не могу, не та обстановка в стране». – Он убрал письмо и добавил: – Я это написал, и я надеялся, что убедил. Нет, произошло иначе. Сегодня президент подписал указ о награждении меня орденом и прислал разъяснительное сопроводительное письмо. А я при нынешних обстоятельствах, когда люди голодают за зарплату и бастуют за это, я ордена принять не могу. Может быть, может быть, через немалое, немалое время, когда Россия выберется из своих бед, сыновья мои примут эту награду за меня».
Эта новость мелькнула и исчезла. Ее заслонило возвращение Михася.[23]
1998
P.S. С конца 1980-х Таганке предрекали неминуемую смерть. Мол, политический театр нам теперь не нужен, у нас свобода. Не понимали, что театр Любимова воюет не с советской властью, а с властью.
27 января – печальный день. День самого трагического выстрела за всю историю России. 27 января 1837 года Пушкин стрелялся, был ранен, через два дня умер.
Пушкин умел писать стихи. Фраза эта, пожалуй, покажется странной. Зачем это говорить? Кто в этом сомневается? Все равно что сказать: «Солнце светит».
Пушкин умел писать стихи – вот идеальное общественное мнение. Идеальное в том смысле, что нет ни единого возражающего. И не только в толпе, живущей и думающей по прописям, понаслышке, по чужому шаблону, но и среди истинных ценителей. Величайшие русские поэты – Цветаева, Маяковский, Есенин, Мандельштам, Ахматова, Бродский etc. – признавали абсолютное первенство Пушкина. Даже и не мыслили тягаться. Не просто первый, а недостижимо Первый. Бог.
САЛЬЕРИ Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь; Я знаю, я.
Потому и убивает, что считает богом.
Бог – значит, нет надежды превзойти, ни даже сравняться. Что же остается?
Это потомкам легко признавать первенство и божественность. А современникам?
Был оклеветан, затравлен, предан и убит. Потом, конечно, воскрес – в сиянии, в славе… Но последние месяцы земной жизни – непрерывное страдание, непереносимые душевные муки, а под самый конец и невыносимые телесные мучения.
***
Мир «Маленьких трагедий» – ужасный мир. «Скупой рыцарь» кончается восклицанием «Ужасный век! Ужасные сердца!».
То есть и век, и сердца такие, как всегда, как теперь. Ужасные сердца – значит, все сердца, а не только старого скупого барона и его озлобленного сына.
А в какой стране происходят «Маленькие трагедии»?
«Моцарт и Сальери» – какое-то германское княжество.
«Каменный гость» – Испания.
«Скупой рыцарь» – средневековая среднеЕвропа (средневековая, поскольку шлемы, копья, рыцарские турниры; но не Испания, ибо из Испании в подарок Альберу прислал вино некий Ремон). Можно сказать, среднеарифметическая Европа.
***
Альбера мучит унизительное безденежье, долги. Ростовщик Соломон предлагает Альберу отправить старика отца на тот свет. Но Альбер никак не поймет, о чем речь. Приходится долго объяснять. Чтоб растолковать такую простую вещь, уходит десять процентов текста, полторы страницы!
ЖИД
Да, на бароновых похоронах Прольется больше денег, нежель слез. Пошли вам бог скорей наследство.
АЛЬБЕР
Amen!
ЖИД
А можно б…
АЛЬБЕР
Что?
ЖИД
Так – думал я, что средство
Такое есть…
АЛЬБЕР
Какое средство?
ЖИД
Есть у меня знакомый старичок, Еврей, аптекарь бедный…
АЛЬБЕР
Ростовщик Такой же, как и ты, иль почестнее?
ЖИД
Нет, рыцарь, Товий торг ведет иной – Он составляет капли… право, чудно, Как действуют они.
АЛЬБЕР
А что мне в них?
ЖИД
В стакан воды подлить… трех капель будет, Ни вкуса в них, ни цвета не заметно; А человек без рези в животе, Без тошноты, без боли умирает.
АЛЬБЕР Твой старичок торгует ядом.
Вроде бы понял.
Да –
ЖИД
И ядом.
АЛЬБЕР
Что ж? взаймы на место денег Ты мне предложишь склянок двести яду, За склянку по червонцу. Так ли, что ли?
Нет, оказывается, еще не понял.
ЖИД
Смеяться вам угодно надо мною –
Нет; я хотел… быть может вы… я думал,
Что уж барону время умереть.
АЛЬБЕР
Как! отравить отца! и смел ты сыну…
Ну, понял наконец. И глядите, как раскричался:
АЛЬБЕР
(слуге)
Иван! держи его. И смел ты мне!.. Да знаешь ли, жидовская душа, Собака, змей! что я тебя сейчас же На воротах повешу.
ЖИД
Виноват!
Простите: я шутил.
АЛЬБЕР
Иван, веревку.
Что-то уж очень не по-рыцарски. Этакая истерика сыновней любви.
В театре Альбера играют простодушным. Грубоватым, конечно, но простодушным и, в сущности, добрым малым. Однако это простодушие не столько Альбера, сколько самого театра.
Режиссеры, вероятно, где-то читали (или слышали), что в «Скупом рыцаре» Пушкин описал собственные отношения с отцом. Если так, то Альбер – это почти Пушкин. То есть светлый, открытый, почти Моцарт.
А злодеи – вот они. Главный – Барон, старый скупердяй. Вспомогательный – ростовщик. Они оба старые, жадные, противные. Альбер же – угнетенный молодой симпатяга.
Отчего же герцог в финале, пообщавшись с отцом и сыном, говорит «ужасные сердца»? То есть и молодого симпатягу записывает в ужасные.
А затем, что отцеубийство (даже только замышляемое) гораздо хуже, чем скупость.
Альбера в театре иногда играют оболтусом. Молодой, безмозглый… Напрасно. Он четко знает, чего хочет. И ложку в рот несет, не в ухо. Не философ, да. Но циничен и жаден, а этого достаточно. Это во все века называлось: деловые качества.
Ему приятно было слушать. Слова ростовщика ложились точно в жаждущую душу. Альбер понял все в долю секунды. С первого слова. Ростовщик сказал: «Пошли вам Бог скорей наследство». Альбер с энтузиазмом подхватил: «Amen!» Стоит ли переводить? Ростовщик сказал: пусть ваш отец скорей умрет. Сын ответил: да будет так! Ему нравится тема, и он притворяется непонимающим, чтобы слушать еще и еще. И даже понукает: «что?», «какое средство?».
Альбер – инициатор. Он заказал эту тему, эту музыку.
Еще до прихода ростовщика у Альбера со слугой Иваном был интересный разговор. Молодой рыцарь Альбер посылал Ивана к ростовщику за деньгами. Иван вернулся с пустыми руками. Молодой барон сердится:
АЛЬБЕР
Да ты б ему сказал, что мой отец
Богат и сам как жид, что рано ль, поздно ль
Всему наследую.
ИВАН
Я говорил.
АЛЬБЕР
Что ж?
ИВАН
Жмется да кряхтит.
АЛЬБЕР
Какое горе!
Ну, если это не заказ, тогда мы просто плохо представляем себе разговоры заказчиков. Спрашивается: зачем посылать слугу к ростовщику с сообщением, что сын получит наследство по смерти отца? Это и так ясно. Об этом и говорить нечего.
Но Альбер все же отправил Ивана к Жиду сказать, что расплатится сразу после смерти отца. Тот все понял и закряхтел. Страшновато.
Когда же ростовщик приходит, Альбер задает ему удивительный вопрос:
АЛЬБЕР
Ужель отец меня переживет?
Нашел кого спрашивать, ростовщик – не доктор. Но Соломон хорошо понимает, о чем речь, и мямлит:
ЖИД
Как знать? дни наши сочтены не нами… Барон здоров. Бог даст – лет десять, двадцать И двадцать пять и тридцать проживет он.
Сын в ужасе.
АЛЬБЕР
Ты врешь, еврей: да через тридцать лет Мне стукнет пятьдесят!..
И в ярости от того, что его отец здоров и бодр, этот двадцатилетний аристократ в присутствии ростовщика и слуги высказывается даже слишком откровенно:
АЛЬБЕР
О! мой отец… Как пес цепной…
Всю ночь не спит, всё бегает да лает. А золото спокойно в сундуках Лежит себе. Молчи! когда-нибудь Оно послужит мне, лежать забудет.
ЖИД
Да, на бароновых похоронах…
И далее – уже описанная выше сцена, где долго-долго-долго Альбер не понимает.
Юный барон желает смерти отцу, но даже в этом страшном грехе виновен оказывается старый барон.
