обычные полустишия, но прорифмованные и с укороченной 4‐й строкой; схема рифмовки — аБ+ав+аБ+в (Г. Шенгели, из сборника «Гонг», 1916):
(39а) Цитры нежно звучат, / И медно гремят фанфары,
Звуков ласкающий яд / Мой опьяняет мозг.
В лунный иду я сад. / Пруд. На воде ненюфары
Ловят волны переплеск;
д) гексаметр, рассыпанный на свободный стих: таково либретто ненаписанной оперы А. Н. Серова «Ундина», слова которого «заимствованы из повести Жуковского» [83]:
(40) — Ундина, где ты? / Ундина! / — Труд бесполезный: ты
видишь, / Какая тьма здесь в лесу; / Куда мы пойдем? /
И кто угадает, / Где она спряталась? / — Будем, по
крайней мере, / Хоть кликать ее: / Ундина! / Где ты,
Ундина? / — Как хочешь, рыцарь, кричи — / Она не
откликнется нам; / А уж верно / Где-нибудь близко
сидит. / — Ундина! / — Уж это не в первый раз…
7. Периферийные формы. Оставив эту ветвь дериватов гексаметра, посмотрим, что мы найдем, если перешагнем обозначившуюся границу семантического ореола гексаметра и обследуем ближайшие к ней стиховые формы за ее пределами. По большей части это будут многостопные сложные размеры с различными окончаниями и рифмами. Среди них 6–5-ст. стихи образуют как бы промежуточную область между семантическим ореолом гексаметра и ореолами других традиций, а в 4-ст. стихах уже ничто не напоминает о гексаметре и часто уже ощущаются семантические ореолы других традиций. Материал здесь очень обширен и пестр; в современной русской поэзии длинные строки вообще становятся все употребительнее во всех метрах. Ограничимся лишь избранными примерами.
А. 6–5-стопные стихи:
6-ст. дактиль с античной тематикой (П. Порфиров, «Овидий»):
(41) В Томи, далеко, далеко, на береге Черного моря,
Изгнанный Августом гневным, томился великий певец.
Часто, скитаясь над бездной, прибою бурливому вторя,
Горько врагов проклинал он, печальный провидя конец…
6-ст. дактиль без античной тематики (К. Бальмонт, «Осень»):
(42) Белесоватое небо, слепое, и ветер тоскливый,
Шелесты листьев увядших, поблекших в мелькании дней,
Шорох листвы помертвевшей и трепет ее торопливый,
Полное скорби качание дальних высоких стеблей…
Если, однако, в этом 6-ст. дактиле сделать цезуру с усечением (по типу «Трубы в походе гремели, / крики по воздуху мчались» — ритмическая вариация, которую Карамзин рекомендовал для гексаметра как самую единообразную и легко воспринимаемую, но которую решительно избегали все позднейшие сочинители гексаметров, чтобы 6-иктная строка не разламывалась пополам), то гексаметрические ассоциации сразу ослабеют и стих будет восприниматься как 3+3-ст. дактиль:
(42а) Весело, весело сердцу! / Звонко, душа, освирелься!
Прогрохотал искрометно / и эластично экспресс.
Я загорелся восторгом! / Я загляделся на рельсы!
Дама в окне улыбалась, / дама смотрела на лес…
И. Северянин. «В пяти верстах по полотну»
6-ст. амфибрахий (Ю. Левитанский, «Что делать…»):
(43) Что делать, мой ангел, мы стали спокойней, мы стали смиренней.
За дымкой метели так мирно курится наш милый Парнас.
И вот наступает то странное время иных измерений,
Где прежние мерки уже не годятся — они не про нас…
6-ст. анапест с античной тематикой (А. Апухтин, «Богиня и певец»):
(44) Пел богиню влюбленный певец, и тоской его голос звучал…
Вняв той песне, богиня сошла, красотой лучезарной сияя…
И к божественно-юному телу певец в упоеньи припал,
Задыхаясь от счастья, лобзанием жгучим его покрывая…
6-ст. анапест без античной тематики (К. Бальмонт, «Пляска атомов»):
(45) Яйцевидные атомы мчатся. Пути их — орбиты спиральные.
В нашем видимом явственном мире незримая мчится Вселенная.
И спирали уходят в спирали, в незримости — солнца опальные,
Непостижные в малости земли, планетность пылинок бессменная…
5-ст. дактиль (В. Жуковский, «Рыцарь Роллон»):
(46) Был удалец и отважный разбойник Роллон.
С шайкой своей по дорогам разбойничал он.
Раз, запоздав, он в лесу на усталом коне
Ехал и видит: часовня стоит в стороне…
5-ст. амфибрахий:
(47) Дубовый листок оторвался от ветки родимой
И в степь укатился, жестокою бурей гонимый;
Засох и увял он от холода, зноя и горя,
И вот наконец докатился до Черного моря…
М. Лермонтов. «Дубовый листок…»;
(48) Вот белые дворники белые фартуки выстирали,
По белым веревкам развесили их во дворах,
И белые бороды в окна воскресные выставили,
Соседкам своим во спасенье, мальчишкам на страх…
Б. Окуджава. «Песенка о белых дворниках»;
5-ст. анапест:
(49) Золотое руно, где же ты, золотое руно?
Всю дорогу шумели морские тяжелые волны,
И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный.
О. Мандельштам. «Золотистого меда…»;
(50) Это было при нас. / Это с нами вошло в поговорку.
И уйдет. / И, однако, / За быстрою сменою лет,
Стерся след, / Словно год / Стал нулем меж девятки с пятеркой.
Стерся след, / Были нет, / От нее не осталось примет…
Б. Пастернак. «Девятьсот пятый год»
Или с другим сочетанием окончаний:
(50а) В нашем школьном саду, где шумела трава непримятая,
Где сплетали деревья теней разноцветные сетки,
Одиноко стояла забытая женская статуя
Над заросшим прудом у затянутой хмелем беседки…
Н. Рыленков. «Статуя»
Есть ли в этой веренице стихов гексаметрические реминисценции? Оставим судить об этом субъективному ритмическому чувству каждого читателя. Можно думать, что они исчезают не для всех и не совсем; даже о последнем примере Л. Озеров пишет [84]: «Пятистопный анапест, напоминающий гекзаметр древних эпических поэм, интонацией своей убедительно передает раскат и размах революции…».
Б. 4-стопные стихи. Ограничимся напоминанием лишь о дактилях разного вида:
(51) Что ты заводишь песню военну
Флейте подобно, милый Снегирь?
С кем мы пойдем войной на Гиену?
Кто теперь вождь наш? Кто богатырь?..
Г. Державин. «Снегирь»;
(52) Плавай, Сильфида, в весеннем эфире!
С розы на розу в
