124
Впрочем, можно утверждать, что поэт Подтягин не умирает в «Машеньке», хотя по всем признакам его ждет смерть за воротами книги. Но он объявляется мельком через два года (романного времени) в «Даре». Однако для читателя первого романа Набоков он, конечно, умер. И Алферов из той же книги, появляясь на краю «Защиты Лужина» в «1929 году», вспоминает, как старый поэт умер у него на руках (227).
Из письма Катарине Вайт, ИП, 178 (см. также: Бойд-2, 225).
Из ненапечатанного письма Паскаля Ковичи к Набокову от 25 марта 1954 года. Оно сохранилось в архиве Набокова, и я цитировал его в: Б-1989 с любезного позволения вдовы писателя. Ср.: Бойд-2, 256–257.
Хайман-1959, 449.
АЛ, xxxii.
НБ 20, 1988, 49–52. См. также: Токер-1989, 142–76, о теории памяти Бергсона в применении к Набокову. Ван Вин, как помнит читатель «Ады», внимательно изучал и разбирал Бергсонову теорию «протяженности» времени и сознательного отношения к «действительности».
В его эссе «Возвышенное и смешное» (Martin Amis. The Sublime and the Ridiculous) / в сборнике статей памяти Набокова (см.: Квеннель-1979, 73.)
Richard Levin. New Readings vs. Old Plays [Старые пьесы в новом чтении]. Chicago, 1979.
Ibid. 11 и след.
См., напр., его ЛЛ, 1980, 91, 139, 283.
НБ, 39 (1997), 52–55.
Взять например, «Отчаяние», «Истинную жизнь Севастьана Найта», «Пнина», «Сестер Вэйн» или «Весну в Фиальте». В «Арлекинах» эта особенность делается необыкновенно важной. В «Лолите» и «Бледном огне» встречаются интересные случаи умерших повествователей (их смерть узнается косвенным путем), фамильи которых невозможно узнать с достоверностью из самого романа. В «Защите Лужина» героиня вовсе безымянна, а сам Лужин и его отец упоминаются только по фамилии до самой последней фразы книги. «Волшебник» в этом отношении представляет собой единственный в своем роде опыт: здесь Набоков совершенно не дает никому никаких имен (см. главу «Бабушкина вещица»).
Это тонкое замечание появилось в эфемерном набоковском дискуссионном клубе международной электронной сети (NABOKV–L) 4 октября 1997 года.
Замечательно, что, печатая повесть в 1956 году в книге разсказов (которой она дала название), Набоков пометил ее 1938 годом и Парижем, а не 1936-м и Берлином, как следовало (из Парижа он вернулся 29 февраля и повесть писал в апреле того же 1936 года); эту ошибку он повторил и в примечаниях к английским изданиям. Таким образом выходило, что он словно бы написал ее не в прологе личной драмы, но ex post factum, во всяком случае, так ему казалось на двадцатилетнем удалении.
См.: Бойд-1, 433, и Charles Nicol. Ghastly Rich Glass: в: РЛТ-1991, 173–184.
Этого же рода полускрытую ссылку на «Даму с собачкой» находим в конце разсказа «Что как-то раз в Алеппо», где сходны и место действия (приморский городок), и характер сюжета (щемящая любовная история, повествуемая спокойно-размеренным, до безумия, тоном).
Ср. стихотворные строки >>>
Имеется в виду восходящий к ветхозаветному слог длинного сложносочиненного периода, в котором предложения, не всегда связанные между собой этиологической связью, нанизываются на одну повествовательную нить повторяющимся союзом «и». См.: ЛЛ, 21, и Б-1989, 106–107. Этим приемом пользовался Диккенс. Роберт Альтер в недавней книге изследует его у американских романистов, которые по его мнению сознательно или инстинктивно обязаны этим слогом классическому переводу Свящ. Писания на английский язык, выполненному британскими профессорами в начале XVII века (Robert Alter. Pen of Iron: American Prose and the King James Bible. Princeton UP, 2010).
Бойд-1985, Бойд-1, Бойд-2.
Этот образ на удивление близок к стихам Пастернака из «Сестры»: «…Снявши шапку, / Сто слепящих фотографий / Ночью снял на память гром». Эту книгу (напечатанную и в Берлине, вслед за московским изданием 1922 года) Набоков очевидно знал и во всяком случае поставил на полку среди избранных любимцев в комнате одного своего персонажа из поэтов (в «Тяжелом дыме»).
Например, птичью клинопись на снегу можно увидеть в начале «Бледного огня» Шейда.
К подобному выводу пришли еще в 1930-е годы по крайней мере два писателя-эмигранта; об этом см. статью Александра Долинина «Плата за проезд: Беглые заметки о генезисе некоторых литературных оценок Набокова» в «Набоковском вестнике», 1 (1998), и его же «Три заметки о романе Владимира Набокова Дар» в первой книге «В. В. Набоков. Pro et Contra» (1997, 697–740). Задолго перед тем (в 1913 году) то же писал Волошин в статье «Русская трагедия возникла из Достоевского» (что отмечает Андрей Бабиков в своем эссе «Изобретение театра», с. 16). Это наблюдение напрашивается; впрочем, когда я, не зная статьи Волошина, изложил свой сходный с ним взгляд на романы Достоевского Вере Набоковой, она спросила, не знаком ли я с лекциями ее мужа (тогда еще не напечатанными).
В одном из первых залов большой галереи подобных курьезов Достоевского стоит «круглый стол овальной формы» из квартиры закладчицы.
Бойд-1, 482.
«Звезда». 1997. № 4. С. 10–98.
В ней больше слов, чем во многих его повестях, — больше, например, чем в «Весне в Фиальте». К сожалению, она дошла до нас с некоторыми невозстановимыми выпусками в последних картинах — см. примечания Андрея Бабикова в: Набоков-2008, 564–65.
Набоков-2008.
Одна из слабостей пьесы та, что она кишит так называемыми говорящими именами, более или менее прозрачными: Морн акустически соотносится с английским утром (но и с горестным плачем), Тременс — со своей хронической лихорадкой (но Бабиков справедливо указывает, что тут на дальнем, главном плане анаграмма «смертен», слово с дальним прицелом — см.: Набоков-2008, 32–33), Мидия (ударение на втором слоге) — с английским произношением Медеи, Эдмин (ударение на последнем слоге) — с английским корнем слова «прислуживающий» («администратор»), Ганус значит «светлый», и может быть здесь имеется в виду и какое-то соотнесение с Янусом и даже Ясоном. Старик Дандилио своим именем (и отчасти видом) напоминает одуванчик (dandelion по-английски), что помечено и в прозаическом изложении, где он назван «Дандэлио».
Т. е. «затычкой» — лишним словом, вставленным ради размера.
Ср.: «…Красный автомобиль, отдающий чаем (так пах бензин в 1910 году)» (ДБ, 120).
ИП, 115–118.
Краткая, но увлекательная история этой литературной мышеловки приведена в первом томе биографии Набокова, с. 509–510 американского издания.
Из «Парижской поэмы» 1943 года.
В своем очерке «Изобретение театра» (в книге Набоков-2008, с. 34) Бабиков пишет, что у Дандилио «иммунитет к смерти». Я думаю, что тут скорее ранний набросок темы перехода в иной план (повествовательного) бытия, и может быть Дандилио в последней картине пьесы появляется Гостем с «того света».
«Друзья, бабочки, и монстры», в: «Диасиора-1». 2001. С. 521, письмо от 21 апреля 1957 года.
Герои, соответственно, «Отчаяния», «Лолиты», «Под знаком незаконнорожденных», и «Бледного огня».
Бойд-1999, 234.
В предисловии к СТ-1979.
О некоторых частных обстоятельствах и причинах своего решения выпустить приговоренного к казни на волю он пишет в своем предисловии ко всем изданиям (кроме немецкого).
Английское издание вышло с перфорацией вокруг карточек, приглашая читателя вынуть их из книги и разложить пасьянс по-своему. Восходящей нумерации карточек там нет вовсе; в одном интервью Набоков сказал, что нумерует их обычно когда стадия записи закончена и роман готов к ремингтонированию.
