Во всех этих книгах он выступает перед нами в качестве переводчика чужих стихов. Однако пора обратиться и к его собственным стихам. Из всего творчества Олдингтона именно стихи представляются мне наиболее совершенным созданием. Перед войной он заявил о себе как имажист{39} (ниже мы приведем его собственные высказывания о той поре); его репутация заметно возросла в период между 1919 и 1929 годами, когда он был занят прежде всего исследовательской работой и критикой. 1929 год отмечен неожиданным гигантским успехом его первого романа. Теперь, как мне представляется, Олдингтону приходится в какой-то мере расплачиваться за свою разносторонность, поскольку успех одной вещи заставляет читателей недооценивать другую. А между тем его поэтический багаж постоянно преумножается: «Сон в Люксембургском саду», «Измученное сердце», «Поиски жизни» и, наконец, в 1937 году — «Кристальный мир». Эта последняя поэма окончательно убедила многих читателей в том, что они долгое время лишь смутно подозревали: а именно что стихи Олдингтона принадлежат к лучшим образцам английской любовной лирики. Большинство из нас предпочитает не связывать себя критическими суждениями о современниках; но, высказываясь подобным образом об Олдингтоне, я знаю, что поистине не рискую ничем.
К сожалению, на анализ его поэзии у меня, осталось не так уж много места. Поэтому самое лучшее будет процитировать его собственное предисловие к однотомнику его избранных произведений, который включил произведения, написанные до 1923 года: «Образы», «Образы войны», «Образы желания» и «Ссылку».
«Самые ранние из этих стихов написаны, когда мне было восемнадцать лет, но я предпочитаю датировать стихотворения по первой книжной публикации и таким образом не выступать с глупыми претензиями на какое бы то ни было первенство. Читателю, может быть, будет интересно узнать, что в возрасте между пятнадцатью и восемнадцатью годами я написал множество стихов, по объему они вдвое превышают эту книгу. Старшие посоветовали мне уничтожить их — старшие всегда готовы дать подобный совет, — что я и сделал с некоторой неохотой. Никто теперь не станет сожалеть об этом сожжении, и я упоминаю о нем лишь потому, что в этих словесных излияниях — четыре года напряженной подготовки к писательству. Несомненно, в то время главным для меня было желание имитировать поэзию, которой я зачитывался с таким пылким восторгом, но по крайней мере за эти годы я научился дисциплине в обращении с метрической формой. Я пробовал руку во всем: от белого стиха{40} и рифмованных куплетов до спенсеровых строф{41} — и с обманчивой легкостью писал баллады, сирвенты{42} и вилланели{43}. Постепенно мне стало противно копировать, и под влиянием ритмов древнегреческого хора{44} и, как ни странно, Хенли{45}, я начал писать то, что сам называл „ритмами“, т. е. нерифмованные произведения без видимой метрической структуры, в которых ритм создается за счет своеобразной внутренней напевности. Было ли это результатом своеобразного пресыщения строгим размером? Возможно, да, хотя я склонен считать, что здесь имело место оправданное развитие, последовавшее вслед за длительной практикой использования традиционных форм. Позднее мне сообщили, что я сочиняю „свободные стихи“, или же „vers libres“{46}, — информация, которую я воспринял с покорностью и некоторым удивлением. А еще позднее мистер Паунд{47} сообщил мне, что я имажист, а поскольку мистер Паунд опубликовал две или три книги и его высмеивал „Панч“{48}, я счел своим долгом придерживаться того же мнения.
Стоит ли мне сейчас распространяться о литературной политике той предвоенной поры? Пожалуй, не стоит. Достаточно будет сказать, что мы были молоды и очень искренни, готовы голодать и ходить в истрепанной одежде ради той поэзии, которую еще только надеялись создать. Нас связывала стихийная дружба, возникавшая после случайных встреч как результат мгновенной симпатии, и если в глазах общества эта дружба выглядела странной и даже смешной, то в жизни был энтузиазм и искренняя привязанность. Что мы надеялись совершить? Конечно же, обновить английскую поэзию. Полностью порвать с застарелым романтизмом и викторианством, выбросить изношенный поэтический словарь и формы, которые казались нам полностью отжившими, прямо и искренне выразить наше собственное представление о мире, наши чувства. Мы были крайне нетерпимы и критиковали друг друга с разящей откровенностью. И все это представлялось нам чрезвычайно интересным».
Это предисловие написано в 1929 году. Неудивительно, что Олдингтон развил собственную свободную поэтическую форму, и редко можно встретить случаи, когда поэтические приемы столь точно соответствовали бы задачам, которые ставит перед собой поэт. Естественно также, что он начал как имажист, поскольку таким способом он мог выразить «сиюминутную жизнь», а это, он чувствовал, была его главная задача как художника.
Многие из этих ранних стихов вошли в поэтические антологии. Я хотел бы здесь процитировать хорошо известные строки из «эпилога» поэмы «Образы желания».
Но мы, не одурманенные ложью,
В смиреньи знаем:
Нам дана одной лишь жизни красота,
А дальше — мрак бескрайней ночи.
Один лишь миг блистает солнце,
И сладок аромат лозы,
И мы поем, и плачем, вожделея
Губ и груди, невыразимо нежных,
И в этой краткой вспышке бренной жизни,
Как огонек свечи в холодном зале,
Лишь ты, любовь, льешь чистый свет,
И только поцелуй, в котором жизни пламя,
Приблизит нас к богам.
В 1925 году он опубликовал поэму «Простак в лесу» — фантастическую картину в стиле Рембо{49}, рисующую кошмар современного мира — нечто вроде раннего поэтического наброска книги «Сущий рай», написанного в разнообразных и меняющихся ритмах. У Олдингтона это единственная длинная и трудная для чтения поэма, но стоит затратить усилия на то, чтобы ее прочесть и понять. «Сон в Люксембургском саду» (1930) являет собой поэзию самого высокого свойства, уступая лишь «Кристальному миру». Это сон об осуществлении идеальной мечты, и, подобно другим его романтическим произведениям, он очень реалистичен и исполнен исключительной естественности.
Затем последовали поэмы «Измученное сердце» (1933) и «Поиски жизни» (1935), причем вторая представляет собой еще одно воплощение его кредо. И наконец, в прошлом году вышел «Кристальный мир». Если я прямо скажу то, что я и многие другие читатели думают об этих его последних стихах, слова мои могут показаться преувеличением. Поэтому позвольте мне просто повторить, что, перед тем как Олдингтон написал «Кристальный мир», он уже успел написать стихи, которые принадлежат к лучшим образцам английской любовной лирики, а «Кристальный мир» — несомненно, его лучшее стихотворение о любви.
Я хотел бы только процитировать несколько строф:
Мир странный и жестокий мир,
О, дай нам мир иной!
Где нет ни распрей, ни сражений,
Ни жажды власти, но этот мир
Тебе неведом.
О, дай нам этот мир, и день грядущий
Да одарит детей твоих детей.
Мир, где рассвет расцвел, как цикламен,
Под шепот моря на зеленом склоне,
Где шелест виноградных лоз, и трепет розы,
И солнца блики на песках у древних стен,
И все прекрасное, что сделано людьми,
Вся верность, простота и правда,
Как драгоценность, в золотой оправе
Из золота одной любви.
В тебе есть сила, власть и слава,
А мы — так слабы и малы,
Но скрылись мы в кристальном мире,
Неведомом тебе.
О, дай нам этот мир!
Внуши мне дар любить ее любовью совершенной…
Ожесточенная душа, стань нежной на мгновенье,
Забудь о мертвых и о том, что ты была в аду,
Но помни только об одной любви.
Пусть пламя жизни обреченной догорает,
Будь благодарен ей. Представь себе:
Ты мог бы умереть, мечтая об акциях и фунтах,
И не изведать жизни.
Но ты, ты жил! Ты знал восторг
Прикосновения руки и поцелуя. Ты вдыхал
В ее глаза и губы жизнь. О сердце,
Замри в груди от страстного желанья
Отдать лишь ей всего себя,
Забыть про гордость и — погибнуть.
Холмы и горы, тихий, темный лес,
Луна и месяц, звезды провиденья,
Весенние цветы, блеск осени и летний зной,
Прекрасные, любимые творенья,
О, будьте благосклонны!
— Ты жаждешь невозможного.
Для каждого, кто хочет узнать творчество Олдингтона, — это произведение, с которого можно начать и каким можно закончить знакомство. Потом можно взять «Сон в Люксембургском саду» и пролистать «Образы желания». Это лучшие из его стихов. Из литературно-критических статей и эссе для начала лучше всего взять «Романские лирические стихи», «Вольтера» и «Artifex». Из прозы — «Все люди — враги» и «Дороги к славе». А когда вы прочтете эти книги, вам, несомненно, захочется прочесть все другие его произведения.
